— Она ни в коем случае не должна умереть на больничной койке, — заявил он непререкаемым тоном. — Прекратите ее мучить. Отвезите ее домой и дайте умереть спокойно.
Иными словами, безумие Мэйфейров достигло наивысшего накала. Даже здравомыслящая Энн-Мэри несколько раз повторила, что умирающую необходимо перевезти в старую хозяйскую спальню. Как знать, а вдруг духи предков, обитающие в доме, помогут Роуан выздороветь, заметила она. Даже Лорен присоединилась к общему хору голосов.
Возможно, семейные святоши чувствовали себя оскорбленными, когда кто-нибудь рядом вворачивал крепкое словцо. Возможно, они просто пропускали излишне крепкие выражения мимо ушей. Так или иначе, Сесилия и Лили всю ночь напролет вслух читали Библию в одной из пустых палат. Магдален, Лиана и Гай Мэйфейры всю ночь молились в часовне вместе с двумя монахинями, тоже принадлежавшими к семейству, тихими и незаметными созданиями, чьи имена Мона вечно путала.
Старая сестра Майкл-Мэри Мэйфейр — самая старшая из ордена Сестер Милосердия — явилась в палату и молилась над Роуан, громко распевая «Отче наш» и еще какие-то латинские гимны и молитвы.
— Уж если эти тоскливые завывания ее не разбудили, значит, разбудить ее невозможно, — изрек Рэндалл. — Отправляйтесь лучше домой и приготовьте хозяйскую спальню.
Выполнить это поручение, хотя и без большого желания — ей явно не хотелось оставлять Эрона, — вызвалась Беатрис. Впрочем, у нее сразу нашлись помощники — Стефани и Спрюс Мэйфейры, а также два молодых черных полицейских.
И теперь в доме на Первой улице, на резной старинной кровати под атласным балдахином Роуан Мэйфейр упорно боролась за жизнь. Сердце ее по-прежнему билось, легкие дышали без помощи медицинских аппаратов. В шесть часов вечера она все еще была жива.
Час назад врачи начали кормить ее, вводя через капельницу жидкости и липиды. Доктор Флеминг пояснил, что подобные манипуляции нельзя расценивать как искусственное поддержание жизни.
— Как и любому живому существу, Роуан необходимо питание, — заявил он. — Если она без сознания, это еще не повод уморить ее голодом.
Майкл не стал спорить. Однако его беспокоило, что в доме суетится слишком много народу. Позвонив Моне, он сообщил, что вокруг Роуан собралась целая толпа докторов и медицинских сестер. Он сказал также, что дом буквально оцеплен вооруженными охранниками — они стоят и на галерее за окнами, и на улице. Люди, проходя мимо, любопытствуют, что происходит.
Впрочем, сейчас настали такие времена, что в Новом Орлеане никого особенно не удивишь вооруженными охранниками. Почти все состоятельные люди нанимают их, устраивая праздники и приемы. Даже школьные вечеринки без них теперь не обходятся. В аптеках охранники с важным видом прохаживаются вдоль прилавков. Точь-в-точь как в банановых республиках, заметила как-то Гиффорд.
— Да ведь это здорово, — возразила тогда Мона. — Лично я всегда не прочь полюбоваться крепкими накачанными парнями с заряженными револьверами тридцать восьмого калибра.
Меры по обеспечению безопасности были приняты самые жесткие. Семья стремилась во что бы то ни стало защитить своих членов.
К счастью, дальнейших покушений на женщин семейства Мэйфейр никто не предпринимал. Тем не менее дамы не рисковали оставаться в одиночестве даже дома и собирались группами по шесть-семь человек. Причем в каждой группе обязательно присутствовал мужчина.
Целая стая детективов, прибывших из Далласа, прочесывала Хьюстон вдоль и поперек. В окрестностях офисного центра они опросили чуть ли не всех жителей, пытаясь узнать, не видел ли кто-нибудь высокого темноволосого мужчину. Были сделаны портреты карандашом, основанные на словесных описаниях Эро-на, которые он получил из Таламаски.
Велись также поиски и доктора Сэмюэля Ларкина. Сначала никто не мог понять, почему он покинул отель «Поншатрен», не сказав ни слова о том, куда направляется. Потом выяснилось, что у портье для него было оставлено короткое телефонное сообщение:
«Мы должны встретиться. Приходи один. Роуан».
Это открытие привело всех в состояние крайнего беспокойства. Несомненно, Роуан не могла звонить доктору Ларкину. Когда в отеле раздался звонок, она уже находилась в одной из клиник Сент-Мартинвиля.
В последний раз Сэмюэля Ларкина видели, когда он торопливо шел по Сент-Чарльз-авеню, в сторону Джексон-стрит. Один из водителей такси предложил ему сесть в машину, но доктор отказался. Шофер, естественно, остался недоволен, однако хорошо запомнил упорного пешехода и впоследствии смог дать весьма подробное описание его внешности. Все приметы сходились — это был доктор Ларкин. Но к тому времени, как Джеральд вышел из отеля вслед за доктором, тот исчез бесследно.
Все это время Беатрис Мэйфейр служила для остальных членов семьи источником постоянного раздражения и в то же время утешала и подбадривала их. Единственная из всех, Беатрис отказывалась верить в то, что с Роуан произошло нечто непоправимое. Жизнь должна идти своим чередом, утверждала она. Все, что сейчас следует сделать, — пригласить опытных специалистов, которые помогут Роуан стать прежней.
Беатрис всегда была неисправимой оптимисткой. Она ездила к бедной сумасшедшей Дейрдре, возила ей сладости, которые та никогда не ела, и шелковое белье, которое та никогда не надевала. Три или четыре раза в год Беатрис непременно навещала Старуху Эвелин, причем даже в те периоды, когда та упорно отказывалась с кем-либо разговаривать.
— Ах, дорогуша, какая жалость, что кафе Холмса теперь закрыто! — ничуть не смущаясь непроницаемым выражением лица и нерушимым молчанием собеседницы, лепетала Беатрис. — Помнишь, как мы замечательно завтракали там — я, ты, Милли и Белл?
Теперь она, разумеется, суетилась в особняке на Первой улице. Однако время от времени Беатрис покидала спальню Роуан и отправлялась в дом на Амелия-стрит, дабы убедиться, что у его обитателей есть чем утолить голод. Хорошо еще, что Майкл всегда любил Беатрис. Правда, ее любили все. Одно обстоятельство делало ее непробиваемый оптимизм особенно удивительным. Всякому было ясно, что она собирается замуж за Эрона Лайтнера. А о страшной подоплеке происходящих событий Эрон знал лучше, чем кто-либо другой.
Эрон Лайтнер вошел в палату всего один раз, бросил на Роуан долгий, пристальный взгляд, резко повернулся и вышел. Лицо его потемнело от гнева. Он скользнул взглядом по Моне и поспешил в дальний конец коридора, где находился телефон. Эрон собирался позвонить доктору Ларкину. Именно тогда выяснилось, что доктор Ларкин исчез из отеля.