— Ну как? — с гордостью в голосе спросила она.
Уртадо перекатился на спину и отбросил одеяло.
— Браво! Вы были неподражаемы, Наталия! — с неподдельным восхищением ответил он и добавил: — Я никогда не видел представления лучше.
Девушка прилегла на кровать, положила голову на подушку и улыбнулась.
— Это было несложно, да и особого актерского мастерства тут не требуется. Люди всегда смущаются и чувствуют себя неловко, общаясь со слепыми.— Она помолчала, а затем снова заговорила: — А вы…
— Чувствую ли я себя неловко, общаясь с вами? Нет, ни чуточки.
— Я хотела спросить о другом. Не тот ли вы человек, которого ищут? Вы, случаем, не террорист?
— По крайней мере, не в том смысле, который они вкладывают в это слово, хотя полиция, вероятно, считает меня таковым. На самом деле…
— Вы вовсе не обязаны отчитываться передо мной.
— Я — борец за свободу своей родины, Страны Басков. — Его взгляд остановился на точеном бледном лице девушки, обрамленном волосами цвета воронова крыла.— Вы меня боитесь?
— Как я могу бояться человека, который спас меня от насильника?
— То, что я защитил вас, было совершенно естественно. Я бы никому не позволил обидеть вас.
— И точно так же я не позволю обидеть вас.
— Вы просто чудо, Наталия! — Он повернулся к ней, приподнялся и облокотился на подушку.— Я хочу еще раз поблагодарить вас.
Уртадо нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку, но в этот момент девушка повернула голову, и поцелуй пришелся в ее теплые нежные губы.
Уртадо отпрянул назад, отбросил свой край одеяла и сел на кровати.
— Куда вы собрались, Микель?
— Я, пожалуй, оденусь и оставлю вас. Мне нужно уходить.
— Микель…— Наталия протянула руку и ухватилась за его запястье.— Не надо! Это слишком опасно. Да и куда вы пойдете?
— Пока не знаю, но, оставаясь с вами, я подвергаю вас опасности.
— Нет,— покачала головой Наталия, еще крепче сжав его руку.— Вас могут остановить в коридоре, в вестибюле, на улице, и что тогда? Я не позволю вам так рисковать. Вы можете остаться здесь до утра, а там видно будет. Если опасность не минует, побудете здесь до того момента, когда можно будет выйти.
Уртадо колебался.
— Ну-у…
— Я прошу вас!
Он накрыл ее руку своей ладонью.
— Ну хорошо. Тогда я лягу на полу.
— Не глупите! Вы можете остаться здесь, на кровати, со мной.
Уртадо онемел от прямоты этого предложения. Ни от одной из женщин, с которыми он имел дело в Испании, он не слышал ничего подобного.
— Вы уверены в моей порядочности? — спокойно спросил он.
— А вы уверены в том, что мне нужна эта ваша порядочность? — просто ответила Наталия.
Она отбросила одеяло и села на кровати. Одним движением сняв через голову ночную рубашку, девушка швырнула ее на пол и, совершенно обнаженная, повернулась к нему. Микель смотрел на ее небольшие, но идеальные по форме груди, плоский живот, округлые бедра, курчавые волосы на лобке, и у него кружилась голова. Он сидел, утратив способность двигаться и говорить.
— В чем дело, Микель? Тебя смущает моя слепота?
— О господи, нет…
— Вот и правильно. Сейчас мне не нужно видеть, достаточно чувствовать.
Она протянула к нему руки, и Уртадо сорвал с себя трусы, встал на колени и обнял девушку. Он дрожал как в лихорадке, и Наталия почувствовала это.
— Ты весь дрожишь, Микель. Из-за чего? Из-за полиции?
— Из-за тебя,— выдохнул он, прижимаясь к ней еще крепче, чувствуя кожей ее набухшие соски и ощущая, как твердеет его естество.
Губы девушки оказались возле его уха.
— Не беспокойся насчет девственности,— прошептала она.— Я… я уже не девственница. В юности у меня было несколько случаев… Так, ничего особенного, просто детские игры. Но я никогда не занималась любовью с таким прекрасным мужчиной.
— Прекрасный — это не про меня,— сдавленным голосом проговорил Микель.
Наталия пробежалась кончиками пальцев по его лицу.
— Для меня ты прекрасен. Ничего другого мне не надо.
Микель взял руку Наталии и стал водить ею по своему телу. Ее пальцы гладили его шею, волосы на груди, потом опустились ниже.
— Ты молод, силен и прекрасен,— прошептала она прерывающимся голосом.
Теплые пальцы Наталии сомкнулись на его пенисе.
— Ты хочешь меня,— почти беззвучно выдохнула она.
— Да, я хочу тебя, родная, хочу больше всего на свете…
— Тогда люби меня,— прошептала она, откидываясь на подушку и увлекая его за собой.— Люби меня, Микель, дорогой…
Она согнула ноги в коленях и раздвинула их. Микель погладил мягкие волосы на лобке, прикоснулся к набухшему клитору, ощутил влагу, наполнившую сладкую ложбину.
Его член вошел в нее легко и плавно. Микель застонал, и Наталия негромко вскрикнула, выгнула спину, подавшись навстречу ему, и часто задышала.
Она обняла его за плечи, потом ее руки скользнули ему на спину. Он взял ее за бедра, а она подняла ноги и закинула их ему на плечи, полностью открывшись его проникновениям и сделав их еще более глубокими и чувственными. Тяжело дыша, обливаясь потом наслаждения, вздымаясь и опускаясь, они превратились в единое целое.
Уртадо знал многих женщин, он искал в интимных связях физическую стимуляцию и возможность расслабиться. Однако сейчас он чувствовал нечто совсем другое. Раньше у него был всего лишь секс, но с этой юной женщиной он впервые познал любовь.
А потом произошел взрыв — с криками, вздохами и непроизвольными судорогами. И полное расслабление. Они лежали рядом, обмениваясь поцелуями и ласковыми прикосновениями.
Внезапно Микель осознал, что за последние несколько минут Наталия не произнесла ни слова. Присмотревшись, он увидел, что она крепко спит, а по ее лицу блуждает улыбка. Он тоже улыбнулся и с нежностью накрыл ее одеялом.
Затем Микель откинулся на подушку и остался наедине с самим собой. Он не знал подобного покоя вот уже много лет. Гнев и злость, ставшие для него привычными спутниками, исчезли, и сейчас в его душе жила лишь огромная любовь к этой чудесной девушке.
Постепенно в его полусонном мозгу сформировалась мысль о том, почему и зачем он оказался в этой кровати, в этом городе. На поверхность его сознания всплыла огромная, безбрежная реальность.
Ему было очень непросто наложить реальность — даже на очень короткое время — на любовь, которая поселилась в его душе. Ему было сложно вернуть в свое сознание острую ненависть и вспомнить причины, которые привели его сюда. Но всплывшие в памяти ужасные картины из его детства и юности, прошедших в Стране Басков,— убийство отца, лица его мучителей — помогли возродить гнев и жажду мщения.