Просто прийти туда. Просто встретиться с ними. Не поднимая головы, он нажал на кнопку. Подготовить самолет. Улететь из этого города, от пронзительного холода в утраченную страну любви. Только посмотреть на них, на их дом в мягком сиянии света, заглянуть в окна, столь любовно ими описанные, и улететь обратно – без звука, без мольбы, без надежды встретиться с ними взглядами. Просто увидеть них.
В этом будет его утешение.
Когда-то все жилища были крошечными и закрытыми наглухо, укрепленными. В них не было окон, и невозможно было увидеть, кто обитает внутри. Но теперь все по-другому. Каждый может наблюдать за жизнью, доведенной до совершенства, если пожелает, если станет смотреть на нее как на картину в музее. Обычного стекла достаточно, чтобы не впустить в дом, и можно провести границу, ограждающую запретную территорию личной жизни каждого. Но боги милосердны и позволяют бросить быстрый взгляд внутрь, дабы увидеть тех, по кому скучаешь.
Этого будет достаточно. Надо сделать так. Они никогда не узнают об этом. Нет, он не станет пугать их.
Машина была наготове. Реммик отослал чемоданы вниз.
– Должно быть, приятно съездить на юг, сэр, – заметил он.
– Да, в теплые края, – ответил Эш.
– В Англии они назывались бы Сомерсет, сэр.
– Да, знаю, – кивнул Эш. – Скоро вернусь. Продолжайте поддерживать тепло в комнатах. Звоните мне сразу, если… Да, если здесь произойдет что-нибудь.
Сумерки здесь понятие относительное, город расположен в лесистой местности, и небесные создания – птицы – распевают как днем, так и в сумерках. Эш выскользнул из машины в нескольких кварталах от дома. Он знал дорогу, ибо изучил карту, и теперь уверенно шагал мимо стальных частоколов и вьющихся стеблей с розовыми и красными прожилками, с яркими соцветиями. В окнах сиял свет. Над головой во всю ширь, до самого горизонта, раскинулось небо, сверкающее и пышущее теплом. Как чудесно поют цикады! И разве не поразительны крылатые создания, падающие камнем вниз, словно для поцелуя, в то время как они просто охотятся за добычей?
Эш шагал все быстрее и быстрее, восхищаясь шероховатыми тротуарами, колышущимися на ветру флажками, поросшими мхом кирпичами, множеством удивительных вещей, до которых хотелось дотронуться или просто разглядеть их. И наконец он подошел к углу их квартала.
Там стоял дом, где родился Талтос. Величественный для нынешних времен: оштукатуренные под каменную кладку стены и трубы, вздымающиеся ввысь к облакам.
Сердце билось слишком быстро. Его ведьмы.
«Не беспокоить. Не просить. Просто увидеть. Простите меня за то, что прошел вдоль сада, под изогнутыми ветвями прекрасных цветущих деревьев, за то, что, внезапно оказавшись на этой пустынной улице, перебрался через ограду и спрыгнул вниз, во влажный кустарник.
Ни одного охранника нигде не видно. Означает ли это, что они доверяют мне, знают, что я никогда не появлюсь тайком, незваный, неожиданный? Я не пришел, чтобы украсть. Я пришел только с намерением взять то, на что каждый имеет право. Всего лишь посмотреть издали. Мы ничего не отнимаем у тех, на кого смотрим.
Осторожнее. Придерживайся живой изгороди и высоких лиственных деревьев, шумящих на ветру. Ах, небо так похоже на влажную нежную небесную высь Англии. Да, похоже, но все же значительно ярче.
А это она, индийская сирень, – дерево, под которым стоял их Лэшер, пугая маленького мальчика, кивая ему на ворота. А мальчиком тем был Майкл, ведьмовской ребенок, которого смог выследить дух, проникший в реальный мир благодаря колдовству».
Эш прикоснулся пальцами к вощеной коре. Густая трава сминалась под ногами. Ароматы цветов и зелени, живых существ и дышащей земли царили повсюду. Божественное место.
Он медленно повернулся и посмотрел на дом. На железные кружевные ограждения террас, нависающих одна над другой. Здесь, наверху, где виноградные лозы повисли в воздухе, на ощупь пытаясь зацепиться за что-нибудь длинными тонкими усиками, комната Джулиена. А там, вероятно, находится гостиная.
«Где вы? Осмелюсь ли я продвинуться чуточку ближе? Стоит ли быть обнаруженным теперь, когда вечер спустился в своем сиреневом одеянии и цветы засветились на клумбах, когда снова начали петь свои песни цикады?»
За кружевными занавесками в доме зажглись лампы, осветив картины на стенах. Интересно, удастся ли ему, скрываясь в темноте, подойти ближе к окнам?
Настенные росписи с видами Ривербенда – уж не те ли, которые описывал ему Майкл? Может ли быть, что домочадцы так рано собрались на ужин? Он старался как можно тише пройти по траве. Не выглядит ли он вором? Розовые кусты скрывали его от тех, кто был в доме.
Как здесь многолюдно. Женщины, молодые и старые, и мужчины в костюмах. И голоса, громко спорящие о чем-то. Взгляд его был прикован к порталу. Не такова была его мечта. Не оправдались его надежды. Но он не мог просто так уйти прочь, хоть мельком не увидев своих ведьм.
И вдруг – как прямой ответ на свою мольбу – он увидел Майкла, жестикулировавшего в раздражении, как ему показалось, спорящего с другими. Те, в свою очередь, тоже что-то говорили, указывали куда-то пальцами… И вдруг как по сигналу все сели, и слуги заскользили через комнату. Он почуял запах супа, мяса. Чужая пища.
Ах, его Роуан, входящая в комнату и настаивающая на чем-то… Как она глядит на остальных, как спорит, как предлагает всем мужчинам снова занять свои места. Белая салфетка упала на пол. На стенах сияли прекрасные летние небеса. Если бы он осмелился придвинуться ближе!
Но Эш мог разглядеть достаточно отчетливо и ее, и его, он слышал позвякивание ложек по тарелкам, ощущал запах мяса, человеческих существ и запах… Чего?
Нет-нет, он ошибается! Но запах был резкий – древний и могущественный. Он захватил Эша, и на мгновение все остальное ушло на второй план. Запах самки!
И как только он снова стал уговаривать себя, что этого не может быть, когда он отыскивал глазами маленькую рыжеволосую ведьму, в комнату вошла женщина-Талтос.
Эш закрыл глаза. Он слышал, как бьется сердце. Он вдыхал ее запах, проникающий сквозь кирпичные стены, через швы кладки и щели вокруг оконных рам, просачивающийся бог знает откуда, приводящий в движение орган у него меж ног, заставляющий самого Эша застыть на месте, бездыханного, желающего убежать, но не способного сделать хоть малейшее движение.
Самка. Талтос. Здесь, рядом. Ее рыжие волосы, полыхнувшие под огнем люстры, и широко разведенные руки, когда она что-то говорила – быстро и взволнованно. Он слышал пронзительно высокие звуки ее голоса. А лицо… Лицо новорожденной. И изящное тело под изысканным нарядом. И ее орган, пульсирующий глубоко внутри, источающий аромат, – цветок, раскрывшийся во тьме и одиночестве.