– Мы проживаем в ужасающе дорогом отеле, в номере, обставленном во французском стиле, заполненном стульями из фруктового дерева, изящными и потрясающе красивыми. Юрий чувствует себя хорошо, и Роуан уже осмотрела его огнестрельную рану. Рана воспалилась. Я хочу, чтобы ты поговорила с ним позже. Он слишком взволнован и потому несет чепуху, что ни придет ему в голову, но в остальном у него все в порядке.
– Да, конечно. Нисколько не сомневаюсь. Мне не хотелось бы сейчас рассказывать ему о ребенке.
– Это было бы вообще неуместно.
– Дай мне ваш номер.
Он сообщил номер их телефона.
– Милая, у тебя все в порядке?
Ну вот, опять все сначала. Даже Майкл чувствует, что ее это беспокоит. А ведь он понимает, почему она может тревожиться.
«Но ты не говори ничего! Нет, ни слова!»
Что-то у нее внутри закрылось. Неожиданно она испугалась Майкла, того самого человека, с которым ей так хотелось поговорить, того человека, которому наряду с Роуан, как ей казалось, она может довериться.
«Веди осторожную игру».
– У меня все прекрасно, Майкл. В кабинете Роуан номер телефона такой же?
– Мы не собираемся внезапно исчезнуть отсюда, дорогая.
Она осознала, что смотрит на экран монитора, где она записала разумные и логичные вопросы:
«Как быстро развивалась беременность у Роуан? Где именно наблюдались признаки ускоренного развития?»
Майкл должен был знать ответы на такие вопросы. Нет. Лучше не раскрываться.
– Мне надо спешить, милая. Я позвоню тебе позже. Мы все любим тебя.
– До свидания, Майкл. Она повесила трубку.
Она долгое время сидела спокойно, затем начала быстро писать:
«Слишком рано задавать им глупые вопросы о ребенке, слишком рано беспокоиться – это может отразиться на твоем здоровье и на состоянии душевного равновесия. Рано тревожить Роуан и Майкла, у которых сейчас на уме более значительные проблемы…»
Она прекратила записывать свои мысли.
Где-то поблизости послышался шепот! Похоже было, что кто-то находился совсем рядом! Она огляделась вокруг, поднялась со стула и прошла через комнату, оборачиваясь назад, чтобы убедиться в том, что и так знала. Там не было никого: ни призрачных, словно дымка, привидений, ни даже каких-нибудь подозрительных теней. Люминесцентная лампа у стола позаботилась об этом.
Охранники на Честнат-стрит? Может быть. Но как она могла услышать их шепот сквозь восемнадцать дюймов сплошного кирпича?
Часы отбивали минуты.
Боялась ли она шевельнуться? «Это просто безумие, Мона Мэйфейр! Как ты думаешь, кто это мог быть? Гиффорд или твоя собственная мать? Опять приходил дядя Джулиен?»
Неужели он не заслуживает теперь покоя? Может быть, этот проклятый дом был просто наводнен призраками и всегда был населен духами всех видов, как, например, привидение горничной, появлявшееся наверху с 1859 года, или кучер, упавший с крыши и разбившийся насмерть в 1872-м Может быть. В семье не принято было записывать все случавшееся в доме.
Мона рассмеялась.
Призраки прислуги и рабочих в доме Мэйфейров на Первой улице? Привидения, которые не были кровными родственниками царствующей династии? Вот это скандал! Нет уж, лучше бы здесь вообще никогда не бывало привидений.
Она взглянула в зеркало в золоченой раме, на каминную доску из темного мрамора, на полки с обветшавшими от старости книгами. Спокойствие снизошло на нее. Ей стало удобно и хорошо. Она любила это место больше всего, подумалось ей, и здесь не было никакого призрака играющего граммофона и не было видно никаких лиц в зеркале. «Ты принадлежишь этому дому. Здесь ты в полной безопасности. Ты у себя дома».
– Да, ты и я, малыш, – сказала она, снова обращаясь к ребенку. – Теперь это наш дом, с Майклом и Роуан. И обещаю: я найду тебе интересное имя.
Она снова села на стул и стала набирать текст так же быстро, как раньше:
«Нервы уже на пределе. Воображаю всякие ужасы. Принимать протеины, витамин С для успокоения нервов и для укрепления общего состояния. Слышу голоса, шепчущие мне на ухо, звуки, похожие… звуки, похожие на то – хоть я в этом и не уверена, – на то, что кто-то поет или даже мурлычет себе под нос! Словно какое-то сумасшествие! Быть может, привидение? Или недостаток витамина B?
Похороны Эрона подходят к концу. Это обстоятельство, несомненно, вносит свою долю в общую нервозность».
– Ты уверен, что это был Талтос? – спросила Роуан.
Она отложила в сторону бинты и антисептик, вымыла руки и теперь стояла в дверях ванной комнаты номера, наблюдая, как Юрий расхаживает взад и вперед – мрачная, непредсказуемая мускулистая фигура на фоне изящной шелковой бахромы и изобилия золоченой бронзы, украшающей комнату.
– О боже, вы не верите мне! Это был Талтос.
– Это мог быть и человек, по какой-то причине обманувший тебя, – возразила она. – Один только рост ничего не значит.
– Нет! Нет! Нет! – протестующе воскликнул Юрий тем же неестественным, словно вдруг охрипшим голосом, который появился у него с тех пор, как он встретил их в аэропорту. – Это не было человеческое существо. Он… Оно было прекрасное и ужасающее. У него огромные фаланги пальцев, а сами пальцы необычайной длины. Лицо вполне похоже на человеческое, это определенно. Очень, очень красивый мужчина, да. Но все равно это был Эшлер, Роуан, и никто другой. Майкл, расскажи ей всю эту историю. Святой Эшлер из древнейшей церкви в Доннелейте. Расскажи ей. Ох, если бы у меня были заметки Эрона. Я знаю, что он все записывал. Он записал всю историю. Даже после того, как нас изгнали из ордена, он никогда не прекращал все записывать.
– Он действительно вел записи, дружище, и они у нас есть, – подтвердил Майкл, – и конечно, я рассказал ей все, что знаю.
Если Роуан не ошибалась, Майкл уже дважды объяснял ей это. Бесконечные повторения и многословие, не прекращающиеся весь день, совершенно измотали ее. Она плохо переносила разницу во времени. Весь ее организм постарел и ослаб, она сознавала это теперь, даже если раньше питала надежды на нечто противоположное. Слава богу, что она поспала в самолете.