— Ну, хорошо, — вымолвил Шторр. Не то чтобы он согласился с Александром — с землянином трудно было спорить, на все у него был готов ответ. — Допустим, вами движет месть. Это, по крайней мере, можно понять. Но кроме этого, вы ведь еще и банально грабите захваченные корабли, причем, не только кешлян, но и всех остальных пассажиров. А это уже — чистая уголовщина.

— Мы берем только то, что необходимо для поддержания нашего существования — ремонтную технику, продовольствие, топливо. Без всего этого «Викинг» не продержится и нескольких месяцев. А деньги и драгоценности. Я уже говорил тебе, наша цель — основать колонию, Новую Терру, чтобы начать все сначала. Но сделать это надо так, чтобы новая Терра не погибла на следующее же утро под ударом Империи, как погибла первая, чтобы колония выжила в борьбе с природой. Нас мало — здесь, на «Викинге», и на базе — едва наберется тысяча человек. Этого недостаточно. Нужно будет собрать потомков землян, рассеянных по галактике. На все это потребуются средства. Так разве не справедливо будет, чтобы на Возрождение Терры работали деньги ее убийц?

Крим вновь не нашел, что возразить.

— Теперь я понимаю, — задумчиво проговорил он, — зачем вы меня захватили.

— Не захватили. Вернули. Или, если хочешь — призвали, — поправил его Александр. — Ты — землянин, это установлено абсолютно точно. Поэтому твой долг — принять участие в святом деле, которому мы себя посвятили.

— То есть, называя вещи своими именами — в убийствах и грабежах. А если я не соглашусь?

— А у тебя, парень, нет выбора, — раздалось сзади. Крим обернулся: он и не заметил, как в зал вошел еще один землянин. Шторр никогда раньше не видел его без скафандра, но сразу же узнал голос — это был тот самый «патрульный», что проверял у него на лайнере документы, а затем привел на «Викинг».

— У тебя нет выбора, — повторил Олаф — так, кажется, назвал его доктор Артур? — Либо ты с нами, либо. — он сделал красноречивый жест, не суливший Криму в случае отказа ничего хорошего.

— А если я все-таки выберу «либо»? — запальчиво спросил Шторр.

Ответил ему Александр.

— Я не думаю, что ты так поступишь. Ты землянин, и судьба твоя здесь, на «Викинге». По-другому просто не может быть, и рано или поздно, но ты поймешь это.

— Только смотри, чтобы не было слишком поздно, — предупредил Олаф.

— Я. Мне надо подумать, — проговорил Крим, исподлобья глядя на «патрульного». Олаф ему не нравился.

— Время у тебя есть, — согласился Александр. — До базы еще два дня пути. Достаточно, чтобы определиться.

— Помни, что ты землянин, — произнес Олаф. С этими словами он вышел.

— Я — землянин. — задумчиво пробормотал Крим.

12

— Через три часа «Викинг» начнет торможение, — сообщил Александр. — Мы подлетаем к базе.

Крим помнил, что это значило для него. Пришло время сделать окончательный выбор. До сих пор его положение оставалось неопределенным: пленником в полном смысле этого слова он не был, но и за своего его пока не признавали.

Штору отвели крохотную каютку в носовой части крейсера. Она была не просторнее той клетушки, куда его поместили в первый день пребывания на «Викинге», но все-таки это уже была не камера, а настоящая жилая комната, члены экипажа, по крайней мере, нижние чины, жили ничуть не шикарнее. Дверь снаружи не запиралась, и Крим имел на корабле некоторую свободу: мог заходить почти во все общие помещения, кроме, разумеется, таких, как рубка управления и боевые отсеки, разговаривать с любым членом экипажа — при условии, конечно, что тот захочет с ним разговаривать.

Такое положение не могло не возродить мыслей о бегстве. Пройти к спасательным капсулам не составляло труда — отвечая своему назначению, они действительно располагались на каждом углу, чтобы в случае необходимости любой мог быстро ими воспользоваться. Ничего особенного для их запуска не требовалось — нажимай кнопочку, садись и.

И, тем не менее, Крим отказался от этой затеи. Космос огромен — что для него песчинка спасательной капсулы? Не зная своих точных координат — а «Викинг» явно избегал оживленных трасс, где можно было встретить имперские патрули — нечего было и думать пускаться в это даже не рискованное — самоубийственное путешествие. Вот если бы тогда, сразу после пленения. Приходилось мириться с тем, что побег откладывается до лучших времен.

А почему, собственно, мириться? Что ждет его в Империи? В лучшем случае — возвращение в Интернат, черный список, билет в один конец в дикое Приграничье, а то и. Нет, в обещанные Джиффом урановые рудники он, конечно, не верил, но, так или иначе, наказания избежать не удастся. Добропорядочной Империи не нужен варвар, к тому же преступник. Не поможет даже то, что сбежал от пиратов, еще и хуже будет.

А что здесь? Здесь люди не стыдятся, а гордятся своими черными, рыжими, русыми — а вовсе не изумрудного оттенка волосами, яркими чертами лица, телосложением — таким же, что удручало его, Крима, всю его сознательную жизнь. Здесь люди весело смеются над тем в Империи, перед чем он даже и сейчас не перестает трепетать. Здесь твое будущее не зависит от воли Гильдии, предвзятости Комиссии, родственников в столице. Здесь, а не на Реде, не на Кеш-Шлим, он среди своих!

Но.

Но эти веселые красивые люди живут тем, что грабят и убивают. Да, наверное, им есть за что мстить, но разве мертвые становятся от этого менее мертвыми, а невинные жертвы — оправданными? Пиратство — одно из самых подлых занятий на свете, это Крим твердо усвоил еще в раннем детстве, и даже теперь, когда целостность мировоззрения его под влиянием странных, резких, но почему-то таких логичных и убедительных доводов Александра Вирного дала глубокую трещину, он по-прежнему нисколько в этом не сомневался. Война между правительствами, армиями, флотами — это одно, это было когда-то и в истории Империи, да, как не скрывал помощник капитана «Викинга», и в истории Терры. Сама Империя на заре своего создания не чуралась завоеваний — и Священная История отнюдь не порицала этого, всякий раз находя веские аргументы в пользу таких войн. Впрочем, как сказал как-то Александр, историю обычно пишут победители. Но это ладно, война есть война, на ней гибнут те, кто знал, на что идет — как у побежденных, так и у победителей. Но мирные пассажиры — они-то не солдаты! Ничего не подозревая, они спокойно сидят в своих каютах, а смерть уже скрипит стыковочными узлами. Нет, такого Крим принять не мог.

— Может быть, — спросил как-то его Александр, — на захваченных нами кораблях погиб кто-то, кто был дорог тебе лично?

Крим задумался. Нет, в Империи у него не было никого, о чьей смерти в других обстоятельствах он мог бы особенно жалеть. Знакомые — да, были, но не был же «дорог ему лично», например, наставник Джифф. Или кто-то из воспитанников.

— Нет, никто, — ответил он Александру. И тут же поправился. — Никто, кроме.

После того, что произошло, он сказал себе, что забудет о ней, и действительно не вспоминал все последние дни. Не в силах примириться с происшедшим, он пытался просто вычеркнуть ее и ее предательство из своей памяти. Однако вопрос Александра вновь разбередил рану.