– Могу я видеть американского консула? – На английском языке.
Профессор подпрыгнул на стуле и проверил мою нервную реакцию, хлопнув по болевой точке чуть ниже колена. И мы с ним вместе немного подергали конечностями…
М-дя-а-а, для почтенного профа оказалось полной неожиданностью, что женщины, оказывается, даже могут говорить! К тому же по-английски!
– Вы кто? – строго спросил он меня, рассматривая выдающуюся вперед грудь через толстые стекла очков.
– Джул Смит, – честно ответила я, сползая вниз и пытаясь встретиться с ним взглядом.
– Ага, – задумался профессор.
Естественно! Среди его пособий до сего дня не было ни одной говорящей Джул Смит.
– Откуда вы? – созрел следующий вопрос.
– Нью-Йорк, Большое Яблоко, – еще честнее поведала я, натягивая простыню до шеи и открывая ноги.
Профессор заинтересовался новыми перспективами, но все же спросил:
– Вы голодны? Яблок нет, но что-то все же есть… наверное.
– Консул? – тут же ввернула я, направляя его раздумья от ног к голове, причем – исключительно его!
– Это можно есть? – озадачилось местное светило.
– ЭТО можно слушать, – заверила его я. – Долго и нудно. Позовите, а?
– Ко-ого? – Профессор упорно изучал мои нижние конечности, словно новое захватывающее пособие.
– Консула! – рявкнула я. – Хочу видеть, слышать и обонять американского консула!!!
– Аг-га, – покивал специалист, мотыляя пушистой головой-одуванчиком с лысиной посредине. – Налицо агрессия и стресс!
– На лице у меня – жажда убийства! – завопила я еще громче. – Если мне не предоставят консула, я всю оставшуюся жизнь буду здесь жить и вопить!
– Связки надорвете, – невозмутимо предупредил профессор. – И вам в вашем состоянии опасно нервничать…
– В каком моем состоянии?!! – озверела я. – У меня стресс и амнезия, но я точно помню, что не беременна!
– Поздравляю! – обрадовалось чему-то «светило». – Это так трогательно!
– А-а-а! – У меня кончилось даже ангельское терпение. – Помогите! Спасите его от меня, а то я за себя не ручаюсь! Счас потрогаю дедушку в состоянии аффекта!
Набежала куча медперсонала, и профессора увели на другую консультацию, а мне вкатили тройную дозу витаминов за очень «хорошее» поведение и пригрозили страшным набором медицинских терминов.
Я прониклась и затихла. На время.
А консула мне все же нашли. Искали сутки, но потом ко мне приехал вежливый подтянутый мужчина в галстуке, затянутом у самого кадыка, и очень корректно задал три миллиона вопросов. Ответила я только на три: как зовут, где живу и какой у меня номер карточки социального страхования. Эта информация была неподвластна никакой амнезии!
Через сорок восемь часов меня выперли из больницы и отобрали халат. Надо, правда, отдать им должное (но я бы лично не отдавала) – ребята не поскупились! Подобрали мне на бедность шорты восемнадцатого размера (я ношу второй) и футболку (мужскую!) три икса. Я утонула. Персонаж итальянской комедии Пьеро. Зато свободно и практически ничего не видно! Во всем есть что-то хорошее, главное это найти, не особо углубляясь в мелкие детали.
Так вот, в руки мне дали одежду, в зубы – папку с обратным билетом, документами на выезд и справкой о частичной вменяемости. Доктор сказал, он, дескать, надеется на мое благоразумие. И предупредил, что пассажиров кусать не нужно, они могут быть немытые.
Неужели я произвожу такое впечатление?
Оказалось – еще хуже. Пухленький курчавый таксист с огромным носом наотрез отказался меня куда-то везти. Сказал, активно жестикулируя:
– ЭТО я не повезу даже за очень большие деньги! Мне психика дороже!
Да я бы с ним и не поехала! Он машину носом ведет! Вот!
На «частнике» я сама отказалась ехать. Наотрез. В придачу угрожала вернуться обратно и занять люкс-бокс. Весь персонал больницы хором уговорил третьего таксиста, худого как палка брюнета с редкими зубами доставить меня в аэропорт и избавить их прекрасную страну от страхолюдного пугала в моем лице.
Я делала вид, что не понимаю по-гречески, ковыряла дорожную пыль носком сандалии и прислушивалась к спорам. Когда тощему нервному дяденьке пообещали бесплатную консультацию у психопата – извините! психолога! – он, скрипя теми самыми зубами, согласился сэкономить на визите и повез меня на встречу с родиной.
По пути я вела себя примерно и амнезией не размахивала. Поэтому доехали мы мирно. С пятой попытки. Дядя так пялился на меня в зеркало заднего вида, что регулярно промахивался мимо поворотов.
– Спасибо! – Я была сама вежливость и воспитанность, когда вываливалась в полуденный зной у здания аэропорта Миконоса.
Водитель лихо газанул, обдав меня запахом ядовитых бензиновых выхлопов, и отбыл получать бесплатную консультацию.
– Не очень-то и хотелось! – пробормотала я, за неимением слушателей тихо сама с собою ведя беседу.
Внутри было прохладно. До моего рейса оставалось чуть более трех часов. Заняться оказалось нечем, но духом я не пала и, со скуки поизучав все расписания, объявления и картинки, отправилась в женскую комнату.
Там, сполоснув лицо холодной водой, обрела бодрость и жизнерадостность. Пока я изучала свою оптимистичную физиономию в зеркале, в туалет зашла стройная черноволосая девушка в ярком платье и пристроилась рядом, подкрашивая губы.
– Какой у тебя рейс, подруга? – вдруг задала она вопрос. На английском языке.
– Не помню, – буркнула я, начиная подозревать неладное.
Но снова укол в бедро и…
Доведут тебя амуры, что придешь домой без шкуры!
– На Рио-де-Жанейро я уже и не рассчитываю! – доверительно сообщила я двум амурам на лепном потолке.
Те выслушали вдумчиво и внимательно, но ответом почему-то не одарили.
А меня, кажется, повысили!
Вместо одного амура с трубой мне уже выдали двух. С лирами. И рубашка на мне была в два раза длиннее, но в три раза больше открывала. Угу. Два раза на груди и один раз на бедре. Пострадавшем.
Я ласково почесала несчастное бедро, так не приглянувшееся мерзавцу Никосу, и, одернув зеленую атласную накидушку, привстала на кровати.
Точно, повысили! Судя по верхушкам деревьев, я уже на третьем этаже! И за решеткой.
Интересно, а Казлидис, то есть Казидис Дюма читал? «Графа Монте-Кристо», например?
Так вот, я – гораздо круче!
За дверью послышались шаги.
Я посчитала преждевременным банковать и плюхнулась обратно на постель, возведя глаза к амурам, а себя в прострацию.