– Теперь отойдите подальше! – прикрикнула Баи-ра на оставшихся телохранителей.
Те заворчали, как разбуженные зимой медведи, но по знаку Ника, а затем Георгиоса отступили еще на некоторое расстояние, туда, где можно было прекрасно видеть происходящее, а сказанное вполголоса услышать можно с большим трудом.
Когда телохранители встали где сказано, Баи-ра положила ружье на пол и, подойдя вплотную к Никосу, влепила тому пощечину – коротко, тяжело, почти без замаха. Тот пошатнулся, но с места не двинулся, лишь окаменел скулами. Только дал знак оставаться на месте рванувшим на помощь телохранителям.
А метиска била его словами наотмашь, буквально втаптывая в грязь:
– Как ты посмел сюда явиться, ты, мерзкий любитель рабынь! – Она выплюнула это слово с большим презрением, нежели бы произнесла «дерьмо» или «падаль».
– Хорошо лупит! – заметил Аластор, усаживаясь неподалеку.
– Заткнись! – отвлеклась Баи-ра от экзекуции.
– Заткнись! – поддержала я, не смея вмешиваться. Да и заслужил кто-то небольшую трепку. Другое дело, что ментально перепадало и мне…
Шаманка продолжила тихо и яростно:
– Ты, недостойный ее ногтя… волоса! Ты пришел просить меня помочь тебе?!! – Рявкнула: – КАК ТЫ ПОСМЕЛ?! Ты хоть знаешь, сколько слез и крови на твоих руках?! – Она окинула фигуру Ника презрительным взглядом. – Ты весь в них, с головы до пят! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! – Заключила гневную тираду понятно и ясно: – Не будет тебе от меня помощи! Даже не проси! Недостоин. Не заслужил! Катись отсюда туда, откуда пришел, – иди развлекаться со своими девочками, акциями… – Зябко повела плечами. – Да хоть утопись в синем море. Я тебе не помощница!
Белая шаманка из числа ТЕХ ШАМАНОВ подошла к ружью, подняла его и вернулась в избушку, громко шваркнув дверью.
– Какая женщина! – восхитился демон. – Просто огонь!
– Аластор, закрой рот, пока жив! – посоветовала я, напряженно следя за ситуацией. – Мертвым слова не дают! И я не шучу!
– Молчу-молчу! – запечатал ладошками болтливый рот Аластор и пошел посмотреть, что поделывает наша хозяйка.
Ник остался стоять один перед избушкой. К нему подошел Йоргос. Эсбэшник немного помялся и с трудом выдавил:
– Ну, шеф, поехали?.. – Недовольно признал: – Упрямая. Вряд ли удастся ее уговорить.
– Нет! – неожиданно спокойно заявил Казидис. – Вы все езжайте. Я остаюсь.
– Но…
– Мои приказы не обсуждаются! – жестко и категорично заявил главный босс. – Забирай Кристин, остальных и уезжай отсюда. Оставь мне только ключи одного из джипов.
– Но как же…
– И чтобы я вас здесь через минуту не видел! – непримиримо заявил Ник. – Да… – окликнул растерявшегося Йоргоса. – Я помню основные принципы вашей работы и условия договоров телохранителей. Дай бумагу и ручку. Я отдам письменные распоряжения и сразу выпишу компенсационные чеки на случай увольнения с потерей лицензии. Тогда при любом исходе ни к кому из вас не будет претензий. И оставь один пистолет… а лучше ружье. Говорят, тут иной раз бродят дикие медведи.
Он получил бумагу, ручку и чековую книжку, после чего быстро настрочил необходимые распоряжения.
Дополнил:
– Согласно этой же бумаге, в случае попытки охраны ко мне приблизиться – последует немедленное увольнение без выходного пособия. – Надавил: – А вот делать меня недееспособным – очень не советую! Пройдет малейший слух – конкуренты раздерут!
– Да уж… корпорации и так дорого стоили твои прошлые заскоки. Второго раза бизнес может не выдержать, – вздохнул Йоргос.
Никос Казидис довольно хмыкнул:
– Как видишь, я все предусмотрел.
Георгиос попытался было его отговорить, даже грозился вызвать мать, но Никос твердо стоял на своем:
– Ты мне не отец, а я тебе не сын! Забирай свои манатки и уходи.
Точка.
Йоргос попробовал убойный аргумент в виде лечения в психиатрической лечебнице под надзором Ари, с элементами шокотерапии, но Никос так на своего безопасника посмотрел, что даже Колеттиса до костей пробрало. Каламбур!
В итоге Йоргос был вынужден оставить Ника с ключами и оружием, частично обеспечив съестными припасами, и спуститься ниже. Разумеется, шефа они одного в лесу не бросили.
Еще бы они его бросили! Это я костьми легла! Мечась между мужиками и внушая что внушалось. Честно говоря, внушалось мало, приходилось давить на родственные связи и порядочность. Когда удавалось до нее добраться, потому что это качество у славных соратников мужа было бережно и глубоко хранимым.
Сопровождающие переместились ниже ярусом, дабы не попасться на горячем. Заодно сообщили мадам Димитре, а та уже вызвала Аристарха.
– Тетя, тут Никос решил немного пошалить! – дипломатично сказал в телефон Йоргос. И отставил трубку, пока тетя высказывалась – где, как, в каком виде и сколько раз она сейчас пожалеет своего сына и его родственника.
– Понял, – спустя минут десять подтвердил Йоргос. – Сейчас кто-то съездит за Аристархом. И – нет, я не дам колоть Ника большими иголками. Да, я прослежу, чтобы он не переутомлялся. Да, я постараюсь. Нет, не могу, слишком здорового лося вы, тетя, откормили!
И опять непереводимый монолог на пятнадцать минут.
Итак, люди Казидиса стали дожидаться на берегу озера окончания миссии Никоса.
Дальнейшие действия мужа поначалу мне тоже были непонятны. Никос тщательно собрал продукты и отшвырнул их вниз, далеко в сторону, включая бутылки с водой. Муж накинул на плечи джинсовую ветровку и сел под березкой шагах в тридцати от дома. Положив на колени заряженное ружье и рядом с собой пистолет в кобуре и запасную обойму, Ник утомленно прикрыл веки.
Начало следующего дня грек встретил стоя на ногах под тем самым деревом. Он не приближался к хижине, не шумел, никуда не отходил и не беспокоил никого из обитателей. Когда стоять было совсем уж невмоготу – сидел, опираясь спиной на узкий белый ствол. Потом опять поднимался на ноги, спокойный и молчаливый.
Когда шаманка первый раз Ника увидела в засаде – то недовольно поджала губы, сказав только:
– Вот оно как… Посмотрим, насколько тебя хватит, хитрец.
Ник ничего ей не ответил. Просто стоял и смотрел в упор. Молча.
Баи-ра плюнула и ушла, в дальнейшем принципиально не обращая на незваного гостя малейшего внимания.
А Ник стоял. Стоял, когда утренняя заря расцветила задний двор нежно-розовым цветом. Стоял, когда солнце встало на полдень. Продолжал стоять, когда закат загорелся в стеклах окон багрово-алым пожаром. До последнего стоял – и когда пришел туманный сырой вечер, и следом густая темная ночь поглотила окрестности.
Стоял.
Не пил, не ел, стоял.
И рядом стояла я, обнимая крыльями, поддерживая и защищая. Как бы тяжело ни было, он должен через это пройти. Это урок смирения.