— А если в штрафной батальон попроситься, Денис Васильевич?
— Не возьмут.
— Это почему же? — возмутился Пшемоцкий.
— Вероисповедание вас подводит.
— Господь сказал: нет ни иудея, ни эллина!
— Правильно сказал, их тоже не берут.
И опять воцарилось молчание. И это правильно — чем больше молчит человек, тем он умнее. Вот в прошлом году в издаваемом Академией наук журнале рассказали об удивительной теории — будто бы мозг человеческий состоит из мельчайших частиц, именуемых клетками, и оные имеют свойство погибать от каждого произнесенного вслух слова. Одна фраза губит от десяти до сорока частиц, лишь при чтении книг они способны восстанавливаться. А написание собственных текстов, лучше сочинение, даже приумножает.
Забавная теория и спорная, однако. Зато очень хорошо объясняет поголовную глупость разных там актерок да певичек. И в какой-то степени поэтов, увлекающихся декламированием новоиспеченных виршей. Да, наука не стоит на месте, господа!
А вот мужик, что несется по дороге навстречу и орет во все горло, последними достижениями научной мысли явно не интересуется.
— Барин, беда! — Крестьянин в окровавленной рубахе опознал в проезжих господах русских людей и решительно преградил путь. — Нельзя туды, барин, французы в деревне лютуют!
— Где? — вскинулся Давыдов. — Сколько их?
Зато пан Пшемоцкий вопросов не задавал.
Он выхватил саблю, пришпорил коня, едва не стоптав мужика, и рванул вперед. Только крикнул, обернувшись на скаку:
— Рыцари о количестве противника не спрашивают, они его уничтожают!
— Куда, чертово отродье? — Денис Васильевич в некотором недоумении посмотрел на удаляющего шляхтича. — Стойте, пан Сигизмунд!
Бесполезно — тот уже скрылся за поворотом лесной дороги, и лишь топот копыт затихал вдали. Запалит скакуна, идиот! Тем более даже не узнал, в какой стороне деревня… Ой, беда с этими шляхтичами — личная храбрость с успехом заменяет дисциплину и мозги. И если второе не слишком вредит военному человеку, то без первого никак нельзя.
— Дорогу покажешь? — Капитан-лейтенант вытащил из-за голенища сапога сложенную карту.
— Не гневайся, барин, мы такими премудростями не владеем. Читать-писать немного умеем, а науки не превзошли.
— Да я для себя… Название какое у деревни?
— Малые Вишенки.
— Красиво звучит. Ага, вот она… Ладно, посмотрим, что у вас там случилось.
— Нельзя туда, француза тьма-тьмущая! — Крестьянин хотел перекреститься в подтверждение слов, но охнул и схватился за правое плечо. — Мильенов пятнадцать, а то и все двадцать.
— Ранен?
— Не, не моя кровь. Из-под вил брызнуло, когда… Ну и потом еще… А Ваську с Евлахой порубали на месте. Лютует супостат!
— А ну-ка поподробнее!
Наверное, со стороны спокойствие Дениса Васильевича могло показаться странным, а то, что он не бросился догонять ускакавшего пана Пшемоцкого, многие и вовсе поставили бы в укор. Но, во-первых, командир партизанского отряда давно отвык нестись черт знает куда без предварительной разведки, а во-вторых, поляк свернул не в ту сторону и сейчас стремительно и отважно удалялся от опасности. Вернется, конечно, осознав ошибку, но пока одному будет гораздо спокойнее.
А назвавшийся Кузьмой Петровым мужик тоже оказался партизаном и рассказал немало интересного. Перед самой войной их деревню эвакуировали с пути наполеоновской армии в Курскую губернию, но мужское население на сходе решило отправиться на заработки. А что еще делать, если посевная давным-давно закончилась, а с уборочной на новом месте жительства справятся и без них? Выданные переселенцам казенные деньги хоть и позволяют сводить концы с концами, но человеческая натура всегда хочет большего. Хочет и находит способы. Отхожим промыслом избрали привычное занятие, коим еще деды с прадедами кормились — то есть кистень в рукав, топор за опояску. Да на большую дорогу караулить жирных перелетных гусей. Но грабить своих есть грех большой и неотмолимый, тем более казаки министра внутренних дел атамана графа Матвея Ивановича Платова могут и намыленную епитимью на шею наложить. Так что решили вернуться к родным пенатам и вежливо попросить французов поделиться с ближними.
Первое время дела шли на редкость удачно — отбившиеся от наполеоновской армии одиночные солдаты и офицеры становились легкой добычей, заодно снабжая партизан ружьями и пистолетами. Два отставных солдата, осевших в деревне после отставки по ранениям в Персидском походе, оказались неплохими наставниками по стрельбе, и скоро жители Малых Вишенок отваживались нападать на более многочисленные вражеские отряды. Порой целую роту из засады обстреливали и одерживали победы, так как французы опасались вступать в бой и всегда отходили, оставляя убитых и раненых.
Удача сопутствовала «народным мстителям» вплоть до вчерашнего вечера, когда на место разграбления очередного обоза неожиданно нагрянули конные егеря. Стремительное бегство мало помогло — в чистом поле от кавалерии много не побегаешь, и до спасительного леса добралось не более двух десятков из пятидесяти с лишним человек. Потом долго кружили, запутывая следы, и вздохнули свободно только сегодня утром, когда вернулись домой. Но, как оказалось, зря радовались. Скорее всего французы захватили пленных, указавших дорогу, и ударили в тот самый момент, когда усталые люди расположились на отдых. Часовых выставили… Только много ли они помогут против картечи?
— Врасплох застали, барин! — жаловался Кузьма. — А у нас даже ружья не заряжены. Кто что похватал, тем и дрался. Евлаха с пистолями выскочил, двоих подбил, да только его сразу в сабли… А Васька с ножом на ихнего офицера — самую малость ногу не отрезал.
— Так сколько же там французов было? — Давыдов как раз закончил пересчитывать патроны и достал из седельной сумки пару гранат. — Только вот про сто миллионов не нужно заливать.
— Неграмотный я в таких вопросах, — смутился крестьянин. — Евлампий что-то про роту говорил.
— Точно?
— Не знаю, но он солдат старый, еще при прошлом царствовании турка воевать ходил.
— Это хорошо, — одобрил Денис Васильевич. — Тогда и ты иди. В смысле, веди, Вергилий!
— Вергилия Семеныча тоже зарубили, — вздохнул Кузьма. — А мы испокон веку Петровы были.
Деревня казалась пустой, и сколько капитан-лейтенант ни наблюдал в мощный морской бинокль, так и не заметил ни одной живой души. Если бы не знал наверняка о занявших Малые Вишенки французах, то без опаски бы туда въехал. Хорошо, бляжьи души, затаились… Кого-то ждут? Возможно, но вот только кого? Партизанский отряд они уничтожили. Так какой смысл в засаде? Часовых тоже не видно. На чердаках попрятались? Странно и непонятно все это.
Неприятеля выдают мелкие приметы, неопытному человеку ничего не говорящие. Вот мухи кружат над конскими «яблоками» — судя по запаху, очень свежими. А вон там лиса просунула морду сквозь дырку в заборе, но боится пробежать через залитый кровью двор к лежащему в тени сарая телу. Волнуется рыжая и опасается. Наверное, тоже слышит переступающих с ноги на ногу лошадей. Звук еле уловимый, скорее всего копыта обмотаны тряпками, но зверю достаточно.