Но чертежи все равно в топку!
— Государь! — дежурный заглядывает в дверь. — Завтрак подан.
Ну что же, придется отложить бумаги в сторону. Утро — единственное время, когда вся семья встречается за столом. Потом некогда и некому встречаться — не успел оглянуться, и разбежались кто куда. В лучшем случае увидимся вечером, а то и вовсе на следующий день, опять же за завтраком.
Угу, мероприятие особой государственной важности — целых четыре министра, канцлер и обер-прокурор с ложками наготове. Совмещают приятное с полезным и бесполезное с бестолковым: кушают за мой счет, ищут у Марии Федоровны поддержки безумным прожектам, служат детям примером тяжести и ответственности высоких чинов, а также соревнуются в злобности намерений по отношению к поверженному противнику.
— Я бы посоветовал не торопиться с принятием капитуляции у Наполеона, государь. — Бенкендорф с отвращением смотрел в тарелку со сваренной на молоке перловой кашей и говорил, не поднимая головы: — Идеальным вариантом будет, если у нас получится выдавить его за границы империи без прекращения войны.
— А спешащие на выручку англичане? — сварливо ответил граф Ростопчин. — Мне кажется, что стоит предать Бонапарта справедливому военно-полевому суду, дабы не к кому было спешить. Закатать мерзавца на пятнадцать лет в Кяхту…
— Экий вы кровожадный, Федор Васильевич, — с укоризной вздохнул министр госбезопасности. — Еще предложите оженить его на тунгуске.
— Тунгусы тоже люди, — вмешался обер-прокурор Священного синода. — А Наполеона отошлем на Соловки.
— Позвольте не согласиться, отец Николай, — не остался в стороне от спора граф Аракчеев.
— С чем же?
— С Соловками. Пугало в виде французского императора требуется для поддержания Европы в должном страхе. Потому поместим его в Петропавловской крепости и будем угрожать побегом. Не Наполеону угрожать, разумеется.
— Невыгодно, — задумчиво проговорил Державин, более всего заботившийся о состоянии финансов. — Ежели только деньги брать за недопущение побега.
— Возьмем! — воодушевился Аракчеев. — А пугать все равно не перестанем!
Как дети развлекаются, ей-богу. Посторонний слушатель, невзначай здесь оказавшийся, рискует сделать неверные выводы о кровожадности моих министров. Кровожадности и беспримерной глупости. И он окажется неправ. Князь Александр Федорович Беляков-Трубецкой вовсе молчит, и было бы несправедливостью возводить на него напраслину. И на остальных тоже.
Умнейшие люди, и каждый исполняет порученное дело столь хорошо, что порой кажется незаменимым. Взять хотя бы того же Державина — поэт вроде, а как финансы поправил, а? А всего-то стоило обратиться к врачам с просьбой запретить Гавриилу Романовичу кутежи, до коих он стал было большим охотником, и рекомендовать больше гулять на свежем воздухе. Во время прогулок в его голову просто замечательные мысли приходят. Настолько замечательные, что Александр Христофорович смущается и бормочет о правилах приличия и чувстве меры. Ну да, Бенкендорфу обычно и достается претворять в жизнь гениальные идеи министра финансов. Помните недавний налет мексиканских пиратов на Бомбей? Ах, не помните… Правильно, я тоже забыл.
А на шутовские маски обращать внимание не будем. Главное то, что скрывается под ними. Там — разное. Кто-то прячет непомерную усталость от работы, иные — боль многочисленных болезней, третьи — растерянность от перевернувшейся с ног на голову жизни… Всякое.
Но с балаганом пора заканчивать:
— Что это у нас князь Александр Федорович молчит?
Министр горнодобывающей промышленности весь погружен в мысли и отзывается с некоторым опозданием:
— Мне нужны англичане. Еще лучше — шотландцы или валлийцы.
— Где нужны и в каком смысле? Прямо здесь, в Петербурге?
— Можно немцев саксонских, — невпопад отвечает Беляков.
— Зачем?
— Уголь добывать. Обычный француз в шахте больше месяца не живет, итальянцы с испанцами и этого не выдерживают, так что англичане в самый раз будут. К солнышку из-за своих туманов привычки нет, едят мало… Тысяч пятнадцать на Урал возьму и столько же в Ново-Донскую губернию. Дадите больше — отправлю под Белгород, руду копать. Очень нужно…
Надо же, никогда не замечал, что национальная принадлежность влияет на способность человека работать под землей. А как тогда быть с интернационализмом? Или ну его в задницу?
— Александр Федорович дело говорит, — поддержал Белякова-Трубецкого обер-прокурор. — Я специально интересовался — стоимость добычи ста пудов угля англичанином на полторы копейки ниже стоимости таковых же, но выкопанных французом. И это не учитывая расходы на похороны.
— Мелочи.
— Не скажите, — вмешался министр финансов. — В больших масштабах счет на миллионы пойдет, и с государственной точки зрения…
— Распорядиться о посылке транспортных судов к берегам Нормандии? — Граф Аракчеев достал из кармана блокнот с карандашом и смотрел вопросительно. — Разумеется, в сопровождении Средиземноморской эскадры.
Бенкендорф возразил:
— Балтийский флот справится не хуже. А если пригласить датчан…
— То они разграбят все, до чего смогут дотянуться, — заканчиваю я за Александра Христофоровича. — Викинги.
— Были ими, — возразил Бенкендорф. — Но пограбить не откажутся. Это точно.
— Грабежи — не наша метода.
— Почему? — В глазах явственно читается удивление.
— Стяжательство есть грех, — поясняю под одобрительный, но слегка насмешливый взгляд отца Николая. — Сами должны все отдать, причем с благодарностью и чувством вины за слишком малую сумму.
— Да?
— Именно так, и никак иначе. Не стоит строить свое благополучие на несчастье других. В государственном смысле — не нужно делать это столь явно. Понятно изъясняюсь?
Ростопчин уловил мысль первым:
— Готовить проект капитуляции совместно с министерством финансов, государь?
— Да, но только не переусердствуйте, а то обдерете Бонапартия как липку.
Опять оживился Державин:
— Контрибуцию высчитывать по чести или по совести?
— По правде, Гавриил Романович.
— Боюсь, у Наполеона столько не будет.
— Тогда в разумных пределах, но без крохоборства.
— Простите.?..
— Мелочевкой мы изволим брезговать.
— Понятно. Сию же минуту приступим к работе, государь! — Державин снял салфетку и поднялся из-за стола: — Разрешите идти?
Мария Федоровна постучала ложечкой по чашке с чаем, привлекая внимание:
— Куда вы собрались, а как же совещание Совета? Извольте не пренебрегать обязанностями.
— Совет? — Гавриил Романович искренне удивился: — Разве сейчас не он был?