— Ага, — кивнул капитан и сунул солдату листок бумаги: — Ты передавай пока, а я малость поближе гляну. Как закончишь, живо дуй к нашим.
— Так ведь…
— Не рассуждать! — прикрикнул Толстой, прекрасно понимающий, что его намерения немного противоречат полученному из штаба дивизии приказу.
— Совсем не рассуждать?
— Только сейчас. И смотри у меня тут! — Командир подумал и добавил ласково: — Или в морду дать?
Угроза подействовала, хотя капитан ни разу не был замечен в рукоприкладстве к нижним чинам. Наверное, солдату не хотелось стать первым.
— Пошел я. — Толстой закинул за спину винтовку со странным утолщением на конце ствола, похлопал по патронной сумке на поясе и растворился в густых кустах.
А связист вздохнул, перекрестился и, скосив глаза в бумажку, привычно захлопал шторками гелиографа, в паузах протирая толстую линзу в крышке аппарата. Работа как работа… лишь бы тучки не набежали.
От разнообразия и многоцветья неприятельских мундиров рябило в глазах. Красные, синие, зеленые, белые, красно-синие, бело-красные, сине-зеленые и прочие, самые немыслимые сочетания… Ну что за радуга, право слово? Они воевать собираются или бал-маскарад устраивать? Нет, не дошла еще просвещенная Европа до понимания разницы между полевой и парадной формами. В первой все, в, том числе и красота, пожертвовано ради удобства и незаметности, а во второй можно появляться исключительно в свете, блистая перед дамами звездами орденских знаков и золотом эполетов.
Сам Толстой в светло-зеленом, в цвет высокой травы на небольшом пригорке, и со стороны выглядит… А никак не выглядит — никто не смотрит в его направлении, отдав все внимание завязшим в илистом дне пушкам.
— Экую древность с собой таскают, — капитан вслух прокомментировал очередную попытку выдернуть из воды громоздкого и тяжелого бронзового монстра. — В этой дуре немногим меньше двухсот пудов будет.
Речка, скорее даже широкий ручей, не собиралась отпускать добычу и плевать хотела на усилия шестерки лошадей, упорно месивших копытами мокрую глину крутого берега. Ругательства на не менее чем четырех языках носились в воздухе, и столпотворение имело все шансы поспорить с Вавилонским.
Сами виноваты — переправившаяся в первую очередь кавалерия вдрызг разбила брод. А двинувшиеся следом артиллеристы не придумали ничего умнее, как взять чуть левее. Это вам не благословенная Франция, идиоты! Здесь любая лужа обладает шляхетским гонором и мечтает превратиться в непроходимое болото, обязательно независимое от других болот и населенное собственными упырями.
Эта речка не стала исключением — справа и слева от единственного во всей округе брода она разливалась, образуя великолепные, поросшие камышом топи. Просто мечта охотника на пернатую дичь. И на французов, разумеется.
Толстой разложил на чистой тряпочке патроны — в лежачем положении доставать их из поясной сумки несподручно. Интересно, успеет отстрелять дюжину, прежде чем неприятель определит его местоположение? Вроде бы должен успеть и больше — механик, изготовивший изобретенный Иваном Лопухиным глушитель на винтовку, клятвенно заверял, что приспособление выдержит не менее сорока выстрелов.
Ну, с богом? Кулибинка нового образца калибром в четыре линии сухо кашлянула, и на обтянутом белыми лосинами животе французского полковника появилась аккуратная дырочка. Еще одну… на этот раз в голову офицера-артиллериста. Третья пуля досталась разукрашенному, будто павлин, толстяку с отвисшими щеками, по всей видимости, генералу из какого-то карликового итальянского королевства. Именно там любят висюльки, перья, жесткие от золотого шитья мундиры.
А после четвертой капитану сделалось жарко. И не погода в том виновата — густой дым от сгоревшего пороха выдал место засады, и французы с азартом принялись палить по пригорку. И когда успели ружья зарядить?
«Вот ведь дурень! — ругал сам себя Толстой, на пузе проползший по трем муравейникам подряд. — Мог бы и заранее подумать!»
Федор Иванович не знал, что ровно через полчаса после его убытия в разведку в расположении батальона появился присланный из дивизии обоз с партией опытных боеприпасов. И донельзя довольный старший лейтенант Лопухин уже отложил командирскую долю. И себя, разумеется, не обделил. Но пылкая страсть начальника штаба к созданию запасов на всякий непредвиденный случай ни для кого не является секретом. Более того, все уверены, что в его карманах даже парочку старинных единорогов можно найти. И как помещаются? Ванька, наверное, колдун!
— Что он творит? Нет, ну что он творит, мерзавец? — В голосе старшего лейтенанта Лопухина одновременно звучали осуждение, восхищение и зависть. Белая зависть, разумеется.
Он наблюдал за действиями командира в мощный бинокль и в особенно драматичных моментах аж подпрыгивал на месте. Собственно, самого капитана Толстого видно не было, но его замысловатый маршрут четко прослеживался по срабатывающим то тут, то там ловушкам. Нет, батальон не зря две с лишним недели ковырялся в земле, изображая кротов и окружая себя полосой препятствий. Не хотелось бы сейчас оказаться на месте преследующих Федора Ивановича французских гусар. Эти тоже хороши — мало того, что поперлись в лес верхом, так еще и целым полком.
Вот упали крест-накрест штук десять сосен, и следом донеслось дикое ржание. Черт с ними, с людишками, а вот лошадей жалко. Они скотинки подневольные и национальности не имеют. Ладно, как там: щепки летят и бьют по безвинным грибам? Надо будет попозже кого-нибудь отправить, чтоб добили… и французов тоже.
Грохнули одноразовые деревянные пушки. Ага, значит, командир выводит погоню к минному полю. Сколько-то народу останется в волчьих ямах с заостренными кольями на дне, потом сработают падающие на веревках бревна, и лишь тогда незваных, но ожидаемых гостей поприветствуют прикопанные фугасы с терочными запалами. Ненадежные они, правда, но даже если половина бабахнет, то гусар можно будет собирать в мешки при помощи веника и лопаты. Хорошо так воевать, только очень скучно. А что делать, если император Павел Петрович за устроенный по всем правилам устаревшей военной науки бой обещается закатать виновника на вечную каторгу?
— Второй роте занять позиции на северном направлении!
На минное поле надейся, но пехота в любом случае должна сидеть в окопах с защищенными рогатками подходами. В жизни есть место не только подвигу, но и обычному человеческому везению, так что не стоит исключать вариант прорыва вражеской кавалерии. А потом по увязшим в грамотной обороне французам со спины ударит первая рота. Эти со вчерашнего дня кружат за периметром лагеря, совмещая в себе дозор и резерв. Тактика простая — по два-три выстрела, и сматываться, благо дальнобойные винтовки позволяют действовать на безопасном расстоянии.
Но все равно скучно, господа! А командир развлекается, мерзавец!
* * *
Федор Иванович не считал бешеную гонку по лесу таким уж хорошим времяпрепровождением и тем более развлечением. Капитан мысленно посылал проклятия наступающим на пятки французам, полякам, растащившим на дрова все поваленные деревья и не оставившим ни одного естественного препятствия, и себе, причем в первую очередь. Ну надо же было так бездарно навести преследователей на расположение батальона! Вдруг кто-то из них останется в живых, и тогда вся секретность убежища полетит псу под хвост! А ведь рассчитывали просидеть здесь до самых холодов, беспокоя дальними рейдами неприятельские тылы и парализуя снабжение наполеоновской армии. И что теперь, искать новое? А на чем перевозить заготовленные на полгода съестные припасы?