Ну, я ж говорил уже, что кое-что помимо мундира заказал. Вот, езжу на примерку теперь… Как выяснилось, с мундиром-то мне просто повезло — у портного готовый был, его только подогнали мне по фигуре. А вот с новым раскроем… Два раза уже пришлось переделывать. Все что-то не так получается. Как надену на себя да гляну в зеркало — ну чисто та корова под седлом. То длинное слишком, то мешком висит… Да еще шов ручной от машинного качеством отличается не в лучшую сторону… А ведь казалось бы, чего сложного? Пошить комплект полевой формы, комплект парадной да летно-технической рабочей. А чего? Раз уж создаем новые войска, так пусть у них и форма новая будет. Своя собственная… Но выходит такая канитель!.. А особенно достает желание месье Роньона все время украсить изделие то галуном каким-нибудь, то кантом разноцветным. Не понимают здесь, что военный не должен походить на петуха.
Даже Наполеон не понимает! То есть он считает правильным, если некоторые части одеты в форму типа маскировочного цвета — егеря, например, но в целом мои прогрессорские идеи по части обмундирования зарубил на корню. Например, ну как мне хотелось пошить себе камуфляжный костюм!.. Вот был бы эффектный ход, а?.. Так Наполеон решил, что я сбрендил! А того хуже — с его слов — так решили бы все окружающие. Покрытый пятнами генерал вызвал бы в Париже ажиотаж никак не меньший, чем госпожа Тальен, явившаяся в театр в костюме Евы. И даже, пожалуй, больший. Потому как теток в неглиже во все времена полно, а генералов в пятнах до сих пор никто не видел!..
А еще того хуже, что вреда от подобного нововведения получалось больше, чем пользы! Последнего, признаюсь, уже я никак понять не мог. Мы с моим «Бонапартом внутри меня» несколько дней препирались, прежде чем он сумел объяснить так, что до меня дошло. И немудрено: для Наполеона-то этот момент — как и для всех здесь — представляется само собой разумеющимся. А для меня — сданным в архив практически сто лет назад, во времена англо-бурской войны… В общем, оказалось, что при нынешнем способе ведения боевых действий, когда управление войсками в сражении осуществляется ВИЗУАЛЬНО, воюющие ДОЛЖНЫ различать друг друга. Причем как можно лучше. Оттого и форма всех армий без исключения строится по принципу попугайской раскраски. Не камуфлирует, а выпячивает носящих ее. Вот, собственно, и все. А насчет того, что «хочешь быть красивым — поступай в гусары» — так это уже вторично…
Одним словом, убил меня Бонапарт этим разъяснением. Только что в землю не закопал: все-таки излишнего украшательства я не допустил. Слава богу хоть, что эполеты здесь не в ходу. В смысле — во Французской армии. Как и у нас когда-то в Красной… Поперек всем «золотые погоны» как символ ненавистного самодержавия, я вот эполеты свои как-то упоминал, но только исключительно в переносном смысле: усиления впечатления для. Так то знак генеральского отличия — трехцветный кушак на талии. (Цветов, естественно, знамени республики. Не сказать, чтоб сильно удобно. Но тут уж я ничего поделать не в состоянии: все так носят!). Ну вот под это дело я и от остальных финтифлюшек отбоярился. Оставив лишь кант с петлицами — ну без них-то никак.
Вот только на скорость выполнения заказа оно не повлияло… Во всяком случае, взбегая на крыльцо дома господина Роньона, я не надеялся, что произошло чудо — предыдущие визиты уже приучили меня к трезвому взгляду на вещи. Но я даже не подозревал, насколько я в этом прав…
— Хозяина нет дома! — сообщил мне слуга, открывший дверь после того, как я несколько раз подергал за ручку входного колокольчика.
— А когда будет?
— Не знаю, месье!
— А что с ним такое? — Без самого мастера решить вопросы по сделанным мной заказам не представлялось возможным. Абсолютно. Ни один из подмастерьев не взял бы на себя такую ответственность.
— Хозяин со вчерашнего вечера в комитете секции, — обрадовал меня привратник. — И когда вернется — неизвестно. Вы же сами, наверное, видели, что творится?..
— Что он там делает? — спросил я, уже догадываясь, ЧТО могу услышать. Хотя никак не ожидал от почтенного мэтра ничего подобного по прежним с ним встречам. Правда, «умным» высказываниям в духе кухонной политики он, случалось, при мне предавался…
— Месье Роньона избрали комиссаром взамен одного из бывших.
Да-а… Это точно не Рио-де-Жанейро! Вряд ли я таким манером в ближайшие дни смогу получить тут свои белые штаны… Ну, то есть не белые, конечно, но какая, к черту, разница? Ведь неизвестно, смогу ли я получить вообще хоть что-то с месье Роньона! Если его политическая карьера закончится не начавшись, то последствия для него могут оказаться самыми разнообразными… Вплоть до ареста.
Нет, это точно знак какой-то свыше: что хватит страдать маниловщиной насчет Сент-Антуанского предместья! Они тут что-нибудь еще отмочат — читал ведь про регулярные рабочие восстания, хоть и не помню, сколько их было? — а я в результате вообще останусь без ничего!.. Нет, все: надо запускать свои мастерские и начинать готовить свои кадры! Не фиг ждать милостей от природы. Жубера нашел — и еще сколько-то таких же специалистов с его подачи будет, ремеслом владеющих, — и радуйся: хоть что-то!
Блин. Но снова перестраивать проект… Менять приоритеты… А что делать?! Если без этого опять никак не обойтись?
Черт бы побрал это высокое политическое самосознание масс!
Материалы из «Серой папки», 1795.
Август 1795 года. Форт ВВВ.
Из дневника Сергея Акимова.
— Синьор Снейк! Там падре Хосе к вам пришел — отворив дверь, доложил мне Веник. Добавив: — Приехал на своем муле Геркулесе.
— Хорошо, пригласи, — ответил я.
Давно уже падре не навещал мою скромную персону. Хотя в форте бывает регулярно. Но и без встреч со мной у него здесь хватает объектов для интереса. А раз явился персонально, значит, есть новости. А раз приехал на муле, а не в экипаже — значит, спешил и новости важные. Веник это значение Геркулеса разглядел. Наблюдательный парень…
— Во имя Господа! — провозглашает падре, переступая через порог.
— Именем его! — отзываюсь я условленной фразой.
Это мы так шутим иногда промеж собой. Ну и до святого отца дошло довольно быстро. Пусть оригинала он и не читал. Но показывает, что на шутку не обижается и готов сотрудничать даже с такими странными еретиками. Широких взглядов человек. Как и многие в воинстве Иисуса. Мы его в число шутников также допустили без возражений: у нас взгляды тоже неузкие…
— Вина? — вежливо интересуюсь я.
— Не откажусь, — склоняет голову падре и садится на стул перед столом, поправляя сутану. Само собой, после скачки он отряхнулся и смыл пыль с лица — но следы остались. И на одежде, и на шляпе, а более всего на сапогах. Значит, действительно торопился. Но здешний этикет не предполагает брать собеседника за кадык в первые же минуты разговора. Поэтому достаю из тумбы стола филигранной работы китайский кувшин, подарок португальских контрабандистов, два «ломоносовских» граненых стакана, тоже последний писк моды, и наливаю. Падре побольше, себе поменьше. Чтоб не в одиночку человеку было пить.