Наконец, Крабу надоело играть в "милосердие" и он стал "работать" в полную силу – как на войне – не щадить. И уже через пять минут все было кончено – музыку из пятисотваттных колонок заглушали стоны и крики корчащихся на полу "авторитетов". Остальные посетители кафе прижались к стенам, не смея даже пошевелиться. На глазах местный "мафиозный клан" был позорно раздавлен случайно забредшим в "Жемчужину Мамонтовки" дядькой, и все посетители понимали, что завтра они все невольные свидетели позора местной "братвы", будут биты этими же бандитами, которые валяются сейчас на полу и стонут от боли. Поэтому посетители молчали и лишь косились на "супермена", который поправив одежду, огляделся.
– А где же Коваленко? – спросил Краб у остолбеневшей барменши.
– А… он… убежал… через кухню… – заикаясь ответила она.
– Черт, – выругался Краб и рванул на кухню.
Дверь в кухне, ведущая улицу была открыта, повар-армянин, которого Краб прижал к стене, поклялся мамой, что Коваленко выскочил наружу и побежал по улице. Краб выскочил на узкую улочку деревянных домов и дач. Фонарей не было – непроглядная темнота не давала возможности ничего увидеть – куда мог побежать композитор. Краб наудачу пробежался вдоль по улице, но от основной улицы вело в разные стороны столько проулков, что композитор мог скрыться в любом из них и найти его не было никакой возможности. Краб остановился и понял, что Коваленко он упустил.
Возвращаться в кафе он не стал, пошел сразу к машине, в которой ждала его Татьяна. Сегодня он начал действовать неправильно, а оттого и упустил Коваленко. Но он же все-таки был "штурмовик", а не гражданский оперативник, военный, а не милиционер, поэтому и поступил как-то глупо, непродуманно. Краб хотел найти оправдания для себя, но не нашел их. Он упустил основного подозреваемого, спугнул его и теперь Коваленко вряд ли снова вернется в кафе "Жемчужина Мамонтовки". А где его искать теперь – Краб не знал.
Приехав в Москву, Татьяна и ее отец решили поужинать в китайском ресторанчике. Краб был расстроен своей неудачей в деле поимки подозреваемого и дочь пыталась как-то отвлечь его от грустных мыслей. Она угощала отца невиданными деликатесами китайской кухни и сама болтала без умолку – рассказывала последние анекдоты и смешные байки из жизни "звезд" – вела ничего не значащую беседу. Потом она стала рассказывать отцу о тонкостях работы в шоу-бизнесе, в котором офицер-морпех разбирался слабо, да и в общем-то недолюбливал его представителей.
Ему казалось, что это легкий хлеб – чего там напрягаться-то, пой в свое удовольствие, скачи по сцене, а тебе еще и денежки за это платят. Но Татьяна возразила, что не все так просто – в спину все время дышат конкуренты, а удержаться на плаву очень сложно – симпатии публики постоянно меняются. Никогда не угадаешь чего будет нужно завтра. Гораздо легче держать магазин или ресторан – кушать люди хотят всегда и будут покупать продукты в любое время. То же самое и с одеждой. Но иногда людям бывает совсем не до песен.
К тому же еще и продать записанный альбом и заработать на этом в условиях безнаказанного Российского пиратства очень-очень сложно – прибыль в основном уходит в карманы "пиратам", а артист живет только на деньги с концертов, да еще в рекламе снимается. Так что, приходится привлекать к себе внимание любыми способами. Татьяна добавила, что хотя и плохо так говорить, но это неудавшееся покушение на нее в клубе добавило ей популярности и теперь интерес к ней в народе вырос и ее альбом будут лучше продаваться. А вот если бы ее убили, не дай бог, конечно, то можно было бы смело печатать тираж компакт-дисков и кассет раз в десять больше – раскупили бы все подчистую.
– В России любят только мертвых, – закончила Татьяна, – не я это придумала, классик сказал. Не помню только кто именно.
– Что ты сейчас только что сказала? – нахмурившись, переспросил Краб, отвлекаясь от острой китайской еды.
Татьяна повторила фразу, но оказывается отца взволновало не высказывание классика, он попросил ее пересказать то, что она сказала до классика. Татьяна повторила.
– Погоди, – задумавшись, произнес Краб, – если бы ты погибла, то права на этот твой альбом "Поцелуй змеи" перешли бы к кому – к Бальгану?
– Да, – кивнула Татьяна, – мы же в принципе вместе его делали. Так что, если бы меня убили, то продюсер бы сорвал здоровенный куш, много денег бы зара… ой, пап, а ты что такое сейчас сказал? Ты что – думаешь это Бальган захотел меня убить? Нет, я не верю в это, я Бальгана хорошо знаю, он на такое не способен! Он не такой! Он гад, конечно, но не до такой же степени!
– Погоди, – прервал Татьяну отец, – давай разберемся в ситуации. Вот, на данный момент ты уже записала свой альбом "Поцелуй змеи", работу свою сделала. И ты, выходит, Бальгану больше и не очень-то нужна. Кроме того, если ты погибнешь, то стоимость альбома повыситься в несколько раз. Я тебя правильно понял?
Татьяна кивнула. Ее брови нахмурились, она прикусила губу как делала всегда, когда волнение охватывало ее. А что если отец прав – ведь Бальган может одним махом "срубить" кучу денег, продав записанный ею материал рекордс-компании в том случае, если ее уже не будет в живых. Он при его сноровке и таланте всё "пробивать" сумеет подать ее смерть как фарс – распихает слезливые статьи по газетенкам, на ТВ пролезет в передачи – будет с печальной миной вещать в телеэфире, как ему трагично и больно переживать утрату. А сам слюнявыми пальчиками будет денежки подсчитывать в кармане. А когда шумиха со смертью Татьяны уляжется – Бальган найдет себе новую эстрадную "куклу", вон сколько их расплодилось на всяких "Фабриках" – за копейки готовы горло драть, и будет раскручивать уже ее.
Бальган ведь, несмотря на доброжелательный внешний вид, на самом деле очень жестокий этот Бальган. Когда Милена Дольская ушла от него, она, переоценив свой деловой нюх, стала ошибаться с репертуаром, выбирать себе проигрышные песни, которые петь надо было в семидесятых, а не сейчас, оттого рейтинг ее сильно упал. И капризничать очень стала, вести себя заносчиво, словно она не просто женщина, а архангел с неба – ведь она "мегазвезда" – работать стало с ней невозможно и постепенно все стало у нее разлаживаться. Кто-то взлетает вверх, а Дольская медленно сползала вниз. Она кинулась обратно к Бальгану, мол, прими-пожалей, а тот у нее перед носом дверь захлопнул. Бальган безжалостно обрубил все концы, просто оттолкнул ее от себя и перестал вовсе ей интересоваться. А ведь Дольская, поговаривают, была его любовницей и он ее все равно не пожалел, и теперь спокойно наблюдает как она постепенно стекает в унитаз.
– Хотя, конечно, с другой стороны, – продолжил размышлять вслух отец, – зачем продюсеру убивать курицу, которая несет золотые яйца? Ведь ты же напишешь еще один альбом, а потом еще один альбом – и в результате получится, что ты все равно и дальше будешь зарабатывать для Бальгана его деньги.
– А если "курица" совсем перестанет нестись? – спросила Татьяна, помахав кистями рук, как крылышками. – Или станет "нести" не золотые, а простые яйца? Тогда что? Тут дело такое – Бальган же может за один альбом "убитой маньяком Татьяны" выручить столько же денег, сколько за пять альбомов живой Татьяны. Зачем ему ждать, когда я напишу еще пять альбомов, когда можно получить все деньги уже сейчас? Вот же гад какой, а? Улыбается мне, а сам убить меня захотел!