Заведение действительно оказалось очень приличным, даже помпезным – с колоннами по фасаду, беломраморной лестницей и толстым сердитым швейцаром. Сердитый швейцар поначалу не хотел пускать Рэма. Выпятив жирную губу и презрительно щурясь, швейцар цедил:
– Молодой человек, вы, должно быть, ошиблись. Ниже по улице вы найдете, гм, товар вашей категории.
Рэм попытался втолковать швейцару, что пришел вовсе не за товаром и что провел три часа в поисках именно этого приличного заведения, а ниже по улице какие-то подозрительные трущобы с красными фонарями и грубо намалеванными вывесками. Швейцар слушал без особого интереса – но лишь до тех пор, пока по шикарной лестнице не поднялись двое молодых людей. Один из них был светловолос, одет не по погоде легко и вообще довольно странно. Если бы заведение не было таким приличным, Рэм непременно подумал бы, что светловолосый молодой человек решил ввалиться туда в разодранной и окровавленной рубашке. Должно быть, это новая городская мода, заключил Рэм. У второго волосы были черные как смоль, на плечах – широкий кожаный плащ, а на ногах – весьма грязные ботфорты.
Когда парочка ступила на лестницу, швейцара словно подменили. Он засуетился, залебезил, отвесил поклон и гостеприимно распахнул стеклянную дверь. Светловолосый вошел, не оглядываясь, а его товарищ задержался. Уставившись на Рэма узкими темными глазами, он спросил:
– А этот что? Почему не пускаете?
– Да как же?.. – побледнел швейцар, и нижняя жирная губа его затряслась. – Непорядок. Парень-то оборванец, да еще и тролль…
– Это дискриминация! – возопил черный. – Кей, ты слышишь? В заведении Томной Гретхен, оказывается, дискриминируют по денежному и расовому признаку!
Светловолосый уже в дверях обернулся:
– А ты не знал?
– Не знал, не ведал, никак не мог предположить такой оголтелой или даже махровой… – Тут черный задумался, как бы не умея закончить фразу.
– Дискриминации? – вежливо подсказал Рэм.
– Во! Ее самой! А ну пошли! – И, подхватив Рэма под локоть, юный гуляка проволок его мимо обалдевшего швейцара.
В заведении оказались: огромные зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры под потолком, красный ковер на полу, фортепьяно и куча красивых девушек. Светловолосый и черный отошли к каким-то своим знакомым, а Рэм замер посреди зала, вдыхая аромат курений. Аромат несся из соседней комнаты, отделанной под шатер сатсу, но еще и с бассейном. Из бассейна торчали чьи-то голые ляжки. За ляжки со смехом тянули две девицы, одетые в разноцветные бусы и татуировки, и ничего больше. Посреди бассейна плавал лист кувшинки, на котором восседала огромная жаба и курила кальян. Одна из девиц, отчаявшись, бросила ляжку и обратилась к жабе:
– Водяной, душка, кончай смолить и помоги. Он же захлебнется.
– Непременно захлебнется, мои прекрасные пери, – уверила жаба, выплюнув мундштук. – В этом и состоит идея.
Рэм начал сильно сомневаться, туда ли он попал, когда по плечу его деликатно постучали. Обернувшись, тролль увидел наманикюренные ноготки, тонкие пальчики, снежно-белую ручку и огромные фиалковые глазищи. Обладательница всех этих богатств была миниатюрна и хороша, как майское утро. Пепельные волосы облачком окружали ее прелестное лицо. Одета девушка была в коротенькую юбку, обтягивающую блузку с кружевным воротничком и – о чудо! – чулки с подвязками.
– Привет, красавчик, – сказала милая девушка. – Не угостишь бьярнским?
– О, – сказал Рэм. – Э-э-а.
– Да ты совсем зеленый, – улыбнулась красавица. – Первый раз в заведении?
– П-первый…
– А может, – тут девушка доверительно приблизилась, и Рэм ощутил исходящий от нее восхитительный аромат, – ты вообще в первый раз?
Рэм не совсем понял, но на всякий случай энергично закивал. Возражать очаровательной барышне не хотелось.
– О! – Ротик красавицы изумленно округлился, а затем она хлопнула в ладоши и даже подпрыгнула от восторга.
Рэм искренне порадовался, что доставил милой девушке столько удовольствия.
– Как восхитительно! Надя, Кристен, он в первый раз!
Девицы, спасавшие утопающего, оставили свое благородное дело и подбежали. От источаемых ими ароматов голова у Рэма закружилась.
– Мы должны, мы просто обязаны помочь бедняжке! – наперебой защебетали они. – К Томной Гретхен его! К Томной Гретхен!
С этими словами девушки подхватили Рэма под руки и потащили к широкой лестнице, ведущей на второй этаж.
– А как же?.. – пробормотал тролль, оглядываясь на утопленника, но горячая ладонь легла ему на губы, и он вынужден был замолчать.
Молодой тролль понимал, что его привели в одну из комнат заведения, – и все же видел совсем другое. Он оказался в ночном саду. Сад зарос темным кустарником, пахнущим сладко и пряно, с белыми звездочками цветов. Над кустами порхали мотыльки. Выше изгибалась решетка, оплетенная плющом. В плюще тоже перемигивались огоньки, а в центре протянулась длинная арка.
– Томная Гретхен! Томная Гретхен! – перекликались голоса. – Мы привели тебе жениха! Молодого и красивого, статного и кудрявого…
Чьи-то руки подтолкнули Рэма вперед, под арку, а голос пепельноволосой девчушки тихо прозвучал у самого уха: «Смотри в зеркало и не оглядывайся». Завороженный, Рэм шагнул под полог листвы. В конце коридора бледно светилось высокое зеркало, а в зеркале маячил чей-то образ. Статная женщина, чье лицо скрыто вуалью. Рэм сделал еще шаг. Женщина подняла руки и откинула вуаль с лица. Под тонким кружевом струились волосы того же пепельного цвета, что у девушки из зала, а глаза мерцали весенней зеленью – точно молодые елочные побеги или трава на лугу. Белое платье, платье невесты, не прятало алебастровых плеч и роскошной груди. Женщина была прекрасна. Она обернулась к Рэму, и губы ее изогнулись в страстной улыбке…
Все бы хорошо, только тролли почти не подвластны зеркальной магии. Рэм обернулся и подавил вопль. К нему тянулась высохшая старушенция. С отражением каргу роднила лишь кружевная фата, а под фатой бугрился совершенно лысый и желтый череп. С лица уродины пластами осыпалась краска, беззубый рот кривился в ухмылке.
– А-а! – заорал Рэм и отшатнулся, спиной вписавшись прямиком в зеркало.
Зеркало грохнулось и разлетелось на тысячу осколков. Сад исчез. Рэм оказался в пыльной комнатушке. Со стен уныло свисали гирлянды бумажных цветов и ветхие шали, чадили ароматические светильники, а мотыльки оказались платяной молью. Несметные полчища моли парили там и сям, а одна, особенно крупная и наглая, уселась старухе на нос. Старуха отмахнулась сухой лапкой и заголосила:
– Он разбил мое зеркало! Разбил зеркало!
Рэм шарахнулся, протиснулся мимо старой карги и ринулся к двери. Но не тут-то было. Запутавшись ногами в валявшейся на полу шали, тролль растянулся во весь рост. Тут же в него впились старушачьи когти, а шамкающий голос завыл: