— Сегодня будем есть страницу 54, на полях слева, 1911 год. — Эти слова она произносила вместо благодарственной молитвы.
Он прекрасно знал, что она не сама портит глаза, расшифровывая неизданные кулинарные пассажи в рукописях Пруста в Национальной библиотеке. Она посылала туда кого-нибудь другого — вероятнее всего, бедняжку Дамбер, а сама… обобщала. Но Аделина Бертран-Вердон была вхожа в министерские круги, небезуспешно посредничала при организации конференций и получала приглашения из-за границы. Поговаривали, что она лично знакома с Браше-Леже и близка с Филиппом Дефоржем. Иначе ей ни за что бы не удалось опубликовать «Справочник истинного прустоведа» в издательстве Мартен-Дюбуа. Это «произведение» не стоило выеденного яйца — просто разношерстный набор очень красивых цветных фотографий тех мест, которые можно было так или иначе связать с именем Пруста, — Париж, Кабур, Иллье, Венеция, с краткой биографической справкой и коротенькой библиографией. В университетской среде только усмехались и насмешливо называли его «Справочником псевдопрустоведа» или «все-что-вы-всегда-хотели-чтоб-все-думали-что-вы-знаете-о-Прусте-никогда-его-не-читая». Однако книга имела некоторый успех в свете благодаря огромной поддержке прессы и тому, что Аделина Бертран-Вердон, бесспорно, умела себя подать.
Она просчитала свои шансы и дождалась своего часа, чтобы предложить ему гнусную сделку. Он не скоро забудет тот дождливый октябрьский день, когда она окончательно приперла его к стенке. Она пригласила его на обед к себе на улицу Сент-Ансельм и приняла его очень тепло. Они болтали о том о сем, пока за десертом ей не удалось навести его на разговор об издании Пруста. Он удивился, когда она сказала:
— Да, я в курсе. И кстати, я давно хотела спросить: не могли бы вы немного повременить с этим изданием?
— Это совершенно невозможно, — ответил он, задетый за живое. — Все уже готово, и Альфонс Мартен-Дюбуа заверил меня, что в следующем месяце…
— Ах, как досадно… Право, очень досадно. — И после некоторой паузы она пробормотала себе под нос: — Но тогда это будет не полное собрание сочинений.
— Что? Как это? — горячо запротестовал он. — Все, что написал Пруст…
— Нет, дорогой друг, не все. Вам не хватает, — взгляд ее карих глаз стал насмешливым, — вам не хватает пятнадцати тетрадей.
Гийом Вердайан на секунду задумался, потом, успокоившись, шутливо возразил:
— Как и всем остальным, если вы говорите о тетрадях, сожженных Селестой Альбаре по распоряжению нашего дорогого маэстро. Никто не может возродить их из пепла.
— Но представьте себе на минутку, что их так и не сожгли, — драматическим шепотом произнесла Аделина. — Представьте себе, что одна исследовательница, более удачливая, чем другие, недавно обнаружила их в частной коллекции…
— Но вы же не хотите сказать… — начал он.
Слова застряли у него в горле. Сердце бешено забилось. Тетради 1905 года! Те, что связывают первый роман Пруста [16] с его шедевром! Те, что являются доказательством того, что ключевой эпизод «В поисках утраченного времени», на своеобразии которого он построил всю свою аргументацию, восходит к его неоконченному произведению! Они разрушат его так тщательно сконструированные гипотезы, которые будут обнародованы через несколько недель!
— Это невозможно, — громко сказал он, чтобы уверить самого себя.
— Да нет же, возможно, поверьте мне, — настаивала Аделина Бертран-Вердон. — Я видела эти пятнадцать тетрадей.
Она слегка наклонилась к нему и ободряюще похлопала по руке. Неожиданно окружавший ее запах «самых дорогих в мире духов» достиг его обоняния и вызвал приступ тошноты. Он закрыл глаза, молясь, чтобы она замолчала. Но не тут-то было.
— Я понимаю, каким тяжелым ударом является для вас это открытие, — продолжала она. — Не говоря уже об издательстве Мартен-Дюбуа и обо всем сообществе прустоведов. Но еще не поздно, и можно обо всем договориться.
Без малейшего стыда она предложила ему этот «договор»: она предоставляет ему вышеупомянутые тетради, он за несколько месяцев дорабатывает издание полного собрания сочинений и ставит ее имя как соавтора всего издания. Так как ее имя начинается на «Б», на обложке оно, естественно, будет идти перед именем Вердайан. И на следующем заседании Прустовской ассоциации они смогут объявить о выходе в будущем году полного собрания сочинений Марселя Пруста — предисловие, подготовка текста и комментарии Аделины Бертран-Вердон и Гийома Вердайана.
Он побледнел, подумав о своих обличительных речах против совместных изданий, принесших ему славу исследователя-одиночки, и о том, в каком дурацком положении он окажется, если Аделина обратится в другое место и опубликует свою находку, которая сведет на нет всю его работу, сделает ущербным только что вышедшее издание.
Она спокойно сидела, глядя на него равнодушно и слегка иронично, прекрасно зная о раздирающих его сомнениях. Как смертоносная паучиха, ликующая в центре своей паутины, она выбрала момент, чтобы выпустить последние нити, дабы накрепко связать жертву.
— Нужно, чтобы вы свыклись с этой мыслью. Должна вам сказать, что со стороны издательства проблем не будет. Я вчера разговаривала с Филиппом Дефоржем — естественно, под большим секретом. Он согласен. О своем решении вы можете сообщить мне завтра. Но, раз уж мы начали этот разговор, я хотела бы поговорить с вами еще об одном предмете, который меня занимает. Я недавно узнала, что через два года вы уходите на пенсию. Полагаю, не для того, чтобы сидеть сложа руки. Но таким образом, ваше место в университете будет свободно…
Он изумленно посмотрел на нее. Она улыбнулась и сладким голосом продолжила:
— У меня там есть друзья… Через два года это было бы чудесно. Я уверена, что если вы предложите мою кандидатуру…
Гийом Вердайан судорожно вцепился в руль. В тот момент он готов был удушить ее, и неизвестно, что бы произошло, если бы не появилась эта Дамбер со срочным сообщением для Аделины… Ему не хотелось вспоминать, в какой кошмар превратилась тогда его жизнь. Он потерял покой, не мог ни пить, ни есть. Он не видел выхода. Чувствовал себя, как попавшая в ловушку лабораторная крыса. И вот, отчасти благодаря Максу Браше-Леже, он нашел радикальное средство, чтобы заставить ее отступить. Вердайан заранее смаковал победу.
Резко свернув на стоянку перед «Старой мельницей», он чуть не задел полицейскую машину, припаркованную в самом центре. Ругая привилегии и злоупотребление властью, он собирался подняться к себе в номер, когда услышал слова, заставившие его замереть у подножия лестницы:
— Какой ужас! Такая хорошая клиентка! Убита! Бедная мадам Бертран-Вердон! Какой ужас!
В это самое время в Париже, в роскошной гостиной своего дома недалеко от парка Монсури Макс Браше-Леже пребывал в отчаянии. Парализованный страхом потерять самое дорогое для него существо, он уже несколько часов неподвижно сидел в черном кожаном кресле перед молчащим телефоном, прикрыв глаза, с всклокоченными волосами, терзаемый одним из своих знаменитых приступов экзистенциального ужаса.