На некоторое время ослепительные вспышки и щелканье затворов превратили комнату в пародию на киностудию. Дактилоскопист скрупулезно и методично снимал отпечатки пальцев, иногда, словно чем-то недовольный, покачивая головой. Наконец врач смог подробно осмотреть тело, обведенное белым мелком, чтобы зафиксировать его положение. Опустившись на колени, он пощупал запястье, потрогал основание шеи, поцокал языком, покрутил окровавленную голову жертвы и долго всматривался в нелепо повернутое к нему лицо, прежде чем прикрыть невидящие глаза.
Когда он поднялся, Жан-Пьер Фушру ограничился вопросом:
— Что вы об этом думаете?
— Естественно, после вскрытия мы узнаем больше, но, на мой взгляд, смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами прошлой ночью. Очевидно, из-за пролома височной кости точно под теменной…
— Чем?
— Ну, это уже ваша епархия. Во всяком случае, каким-то тупым предметом. Удар был сильный, и смерть наступила мгновенно. Но, — продолжил он, почесав лысину, — меня не удивит, если при анализе мы обнаружим следы токсичных веществ.
— Думаете, она была наркоманкой? — удивился Жан-Пьер Фушру.
— Чтобы это утверждать, у нас пока недостаточно данных. Надо подождать результатов…
— Сколько времени вам потребуется? — прервал его комиссар.
— Понимаю ваше нетерпение, — спокойно сказал врач. — Мы сделаем все как можно быстрее. У нас есть указания префектуры. Скажем, завтра к полудню вас устроит?
— Можно подумать, у меня есть выбор, — усмехнулся Жан-Пьер Фушру. — Вы заметили этот белый порошок на полу?
— Да, — ответил коротышка, растирая порошок между пальцами. — По-моему, это гипс.
— Гипс?
— Это бы меня не удивило. Узнаете завтра, как и все остальное.
— Спасибо, — ответил Жан-Пьер Фушру. — Я, вероятно, буду в гостинице «Старая мельница», но вы всегда сможете меня найти через жандармерию. Звоните мне в любое время, как только…
— Договорились, — пообещал привычный ко всему доктор Менадье. — Успехов вам. Вы готовы, господа?
Офицеры судебной полиции были готовы. Осталось только отправить тело в морг и предупредить родственников жертвы. И срочно принять решение относительно назначенного на вторую половину дня заседания. Для этого Жан-Пьеру Фушру надо было поскорее посоветоваться с Жизель Дамбер. И заказать в «Старой мельнице» номер, который должен стать его штаб-квартирой.
Но где найти Жизель?
Прежде чем покинуть снова погрузившийся в тишину дом, Жан-Пьер заглянул в комнату, где Марсель Пруст жил в детстве. Там он безуспешно попытался примирить полные детского восторга описания из только что прочитанного им «Свана» с банальностью этого места. Какое разочарование! Все словно скукожилось, волшебный фонарь оказался ничем не примечательной помятой вещицей, занавески поблекли, кровать задвинута в невзрачный альков. И когда он пересек коридор, ему также было трудно совместить свое книжное представление о комнате тетушки Леонии с тем, что предстало перед ним; хотя он увидел упомянутые в тексте предметы — стол, комод, кресло, скамеечку для молитвы, этой комнате недоставало «множества запахов, источаемых добродетелями, мудростью, привычками, всей скрытой, незримой, насыщенной и высоконравственной жизнью, которой пропитан здесь воздух», [10] — они казались такими осязаемыми, когда он читал «Комбре». Подумалось, что в начале этого расследования он похож на неискушенного читателя, не имеющего ни малейшего понятия о поворотах сюжета. Ему предстоит расшифровывать знаки, выспрашивать, разнюхивать, восстанавливать прошлое, возвращаться назад, выбирать между правдой и ложью, каждый раз рискуя ошибиться.
Он машинально посмотрел в окно. На противоположной стороне улицы, потупив глаза, неподвижно стояла Жизель Дамбер. Комиссар так быстро сбежал с лестницы, что колено не упустило случая напомнить о себе, но он слишком боялся ее упустить. Он ошибался. Как только он выскочил из дома, она пошла ему навстречу и сказала просто:
— Я вас ждала.
Жизель не знала, чему приписать головокружение, охватившее ее на вокзале. Вероятно, сказалось все: и бессонная ночь, и ошеломившее ее сообщение Эмильены, и тот факт, что Жан-Пьер Фушру оказался полицейским, и наконец осознание того, какую угрозу представляют теперь для нее вчерашние события. Эмильена проявила несвойственное ей великодушие, взяла ее под руку, приговаривая:
— Вы совсем бледная, мадемуазель Дамбер. Вам нехорошо? Вот, присядьте на скамеечку…
Жизель повиновалась, не в силах произнести ни слова.
— Ох, какой это был ужас, вы себе представить не можете, обнаружить там… — снова затараторила Эмильена. — Я было подумала, что это вы. — И она вздрогнула. — И потом, что же нам делать сегодня вечером? Там полиция. Нельзя проводить заседание в доме.
Жизель совсем поникла на скамейке. Эмильена заметила ее состояние.
— Может, хотите чего-нибудь выпить в кафе «У вокзала»?
Ни за что на свете Эмильена не сказала бы «У Германтов» — недавно старое заведение приобрело новое пышное название. Но Жизель нимало не волновали проблемы ономастики. Ей удалось выдавить из себя:
— Нет, спасибо, я бы предпочла… пройтись.
— Пройтись? Посмотрите, в каком вы состоянии! — возмутилась Эмильена.
— Я хочу пройтись, — повторила Жизель. — И пожалуйста, приглядите за моей сумкой, — добавила она, понимая, что, отклоняя все предложения Эмильены, рискует задеть ее самолюбие.
Эмильена не возражала — лишь бы Жизель обещала чего-нибудь поесть. Жизель пообещала, поднялась и бездумно побрела по липовой аллее. На первом перекрестке она свернула направо, решив идти по променаду. Там и сям виднелись старинные развалины, дорога полого спускалась к Луару. Скоро она очутилась на узенькой улочке, которая шла вдоль берега и упиралась в улицу Дев. Она не обращала внимания ни на крошечные садики, окруженные старыми стенами, сложенными из покрытых мхом камней, которые она так любила, ни на громоздящиеся одна над другою шиферные и черепичные крыши, складывавшиеся в красно-серую мозаику, словно подвешенные вокруг церковной колокольни. Несмотря на шерстяное пальто и довольно теплую погоду, ее знобило, пока она брела, понурившись, не разбирая дороги, до Кателанского луга. Жизель толкнула деревянную калитку и пошла по тропинке, ведущей к Дому стрелков. Дойдя до берега, она опустилась на холодные ступеньки небольшой шестиугольной беседки. Она не имела ни малейшего представления, почему именно здесь она решила искать убежища. Безмятежные отражения голубятен из зеленой сетки в маленьком пруду внизу, шепот ветра в голых ветвях тополей действовали на нее успокаивающе. Жизель попробовала удержать навернувшиеся на глаза слезы, перевести дыхание, сосредоточиться.