Он сел за стол и, нервно барабаня пальцами по его поверхности, пытался вычислить место Татьяниного пребывания. После пяти минут размышлений он четко осознал, что толком ничего об ее идеях в деле клиники Асташова он не знал. Он не знал, куда и насколько глубоко она залезла, и ужасно досадовал на эту свою оплошность.
По жизни он был довольно флегматичным человеком и считал, что всему свое время. Он привык, что своими размышлениями Татьяна делится тогда, когда считает нужным. Он знал, что она занимается клиникой Асташова, и ему было достаточно этой информации, чтобы помогать ей. В подробности он не вникал, так как напрямую не занимался этим делом.
«Может, она до сих пор в клинике торчит? Может, там опять что-то случилось?» – подумал подполковник и вновь потянулся к телефонной трубке…
Потратив некоторое время на выяснение номера клиники, он набрал его, но был разочарован, когда дежурный врач ответил ему, что Татьяна как уехала днем, так больше не появлялась.
Мельников в задумчивости подошел к окну. На город опустилась тьма. И где-то в этой тьме пропала Татьяна…
* * *
Прошло где-то около часа. Я сидела неподвижно на кровати и пыталась найти выход из создавшейся ситуации, но, как ни крути, ничего не получалось. Может быть, меня держат здесь специально, чтобы потянуть время? Но зачем?!
Тут в коридоре послышались шаги и голоса. Я вздрогнула, очнувшись от своих мыслей. Похоже, что хоть что-то сейчас должно проясниться.
В двери повернулся ключ, и на пороге появился Виталий Степанович Стригунец собственной персоной.
– Мы еще не спим? – удивленно спросил он. – Тебе вообще-то лучше это сделать. Домой ты сегодня точно не попадешь.
И тут меня осенила догадка, которая могла помочь выбраться отсюда! Только бы Стригунец поверил мне, только бы клюнул!
– Послушайте, – сглотнув слюну, проговорила я со слезами на глазах. – Но ведь это безумие – держать меня здесь! Меня хватятся, будут искать! Мы в восемь вечера должны были встретиться с моим женихом! Он позвонит мне на сотовый, тот не ответит – и что? Вы думаете, он не будет волноваться? Тем более он знает, чем я занимаюсь!
Стригунец нахмурился.
– С женихом, говоришь? – задумчиво поскреб он гладко выбритый подбородок, а затем криво улыбнулся, видимо, приняв решение: – Ты уж извини, но мне придется отменить твое сегодняшнее свидание. Но я человек мягкосердечный и заботливый, поэтому на, – он протянул мне свой сотовый, – позвони-ка своему кавалеру и скажи, что у тебя дела и что ты задержишься дня на два-три.
– На сколько? – испуганно переспросила я. – Он не поверит!
– А ты постарайся его убедить! – холодно процедил Стригунец, нависнув надо мной. – И лишнего не болтай! Скажешь только то, что я велел, и ни слова больше. Понятно?
– Понятно, – просто ответила я и взяла протянутую трубку, стараясь не выдать своего волнения от выпавшей удачи.
Сердце мое стучало интенсивнее обычного: я собиралась звонить Мельникову и от души надеялась, что подполковник сумеет расценить все правильно… В том, что он до сих пор сидит в кабинете и ждет меня, я не сомневалась.
Когда в трубке раздалось дежурное «Алло», я едва подавила радость. Наверное, еще никогда я так не радовалась, слыша голос Мельникова, как сейчас. Я только мысленно молила, чтобы подполковник не принялся громко материть меня в трубку на чем свет стоит, так, чтобы это услышал Стригунец: это сорвало бы всю версию о покинутом женихе…
– Андрюша, зайка! – приподнято-весело начала я. – Это я, Танюша. Ты меня слышишь?
– Слышу, – после короткой паузы произнес Мельников, и я поняла, что он принял правила игры. Я нарочно говорила тонким, глупым голосом, обращаясь к Мельникову так, как никогда с ним не говорила. Подполковник, слава богу, был не лыком шит и догадался, что все это неспроста.
– Ты, наверное, дуешься на меня, что я не пришла? – растягивая слова, капризно произнесла я.
– Да уж, – только и ответил Андрей.
– Ты только не волнуйся, зайчик, но сегодня я не приду. У меня тут возникли некоторые проблемы… – здесь я получила пинок в бок. – В общем, у меня дела, – тут же исправилась я. – Меня дня два-три не будет. Так что ты там веди себя хорошо, ладно? Будь умницей! Чмоки-чмоки!
– Хорошо… зайка… – шумно вздыхая, ответил Мельников.
Трубку тут же выдернули и отключили.
«Господи, – подумала я, – какую чушь я несла! Интересно, сумеет Мельников оценить все правильно? Наверное, да, судя по его последнему обращению ко мне!»
Я думала, что Мельников все же догадается, что я попала в беду. Местоположения моего он, конечно, не знает, но я же специально звонила ему на сотовый, а не на рабочий телефон, чтобы у него высветился номер трубки Стригунца, который можно попробовать запеленговать. Других методов действия у Мельникова сейчас не было.
– Вот и умница, – похлопал меня по плечу Стригунец. – Будешь так же хорошо себя вести, отпустим домой пораньше. Может быть, ты кушать хочешь? – заботливо поинтересовался он.
«А почему бы и нет?» – подумала я.
Волнение немного отпустило, и я почувствовала ужасный голод, вспомнив, что так и не успела пообедать. Словом, на предложение о еде я согласно кивнула.
– Вован, устроишь? – повернулся глава фирмы «Фарм-клиник» к стоявшему рядом уже знакомому мне амбалу.
– Нет проблем, – флегматично пожал тот плечами и тут же исчез.
За ним, как-то странно посмотрев на меня, вышел и Стригунец. Настроение в ожидании скорой помощи вернулось в норму, и мне оставалось только надеяться на расторопность Мельникова. Минут через десять в комнату вошел Вован с тележкой, уставленной едой. Уж как он ее сюда затащил, известно было только ему одному. Я вспомнила крутую лестницу и удивленно уставилась на весь набор продуктов, предназначавшийся мне одной. По моим меркам, таким количеством еды можно было накормить целый взвод.
Вован тем временем поставил тележку перед кроватью и, усмехнувшись неизвестно чему, вышел.
Я принялась рассматривать то, что мне принесли. Здесь был представлен весь ассортимент ближайшего супермаркета. Причем довольно дорогого.
– Ну что ж, – решила я, открывая мидии в томатном соусе, – надо же хоть как-то компенсировать моральный ущерб!
С этими словами я принялась за еду. После сытного обеда мое настроение еще немного поднялось, и я почувствовала себя лучше еще и физически. Я даже мысленно принялась напевать песенку, уверенная, что скоро моему заточению придет конец.
Время, однако, шло, а ничего не происходило. Я не могла лечь спать: во-первых, просто из-за нервного напряжения, а во-вторых, боялась пропустить тот момент, когда подоспеет долгожданное освобождение. Должен же Мельников что-то придумать!
Но минуты складывались в часы. Время тянулось томительно и бесконечно. И я, уже совсем потеряв надежду, все-таки задремала. Очнулась от какого-то шума, доносившегося с улицы. Вскочив, я тут же бросилась к окну. Понять что-либо в утренних сумерках было чрезвычайно трудно. Но то, что во дворе что-то действительно происходило, было очевидно даже по тому движению, которое с трудом, но можно было различить.