– Эта фигурка поможет мне установить точную дату, – сказала она. – Она очень похожа на ту, которая стояла в саду у тетушки Сары. Там тоже было множество лавров.
Она стала вспоминать свою тетушку Сару, у которой гостила, когда была девочкой. Она вспомнила, как играла там сама с собой. Игра эта называлась «Речные лошадки». Для этой игры требовался обруч. Можно добавить, что Таппенс было в то время шесть лет. Обруч и представлял собой лошадок. Белых лошадок с развевающимися гривами и хвостами. Таппенс воображала себе, как она скачет на этих лошадках через лужайку, поросшую довольно густой травой, потом вокруг клумбы, засаженной пампасной травкой, где султанчики-головки весело развевались на ветру, а потом по такой же, как здесь, тропинке скачет к буковой рощице, а там, среди деревьев, в такой же точно нише, похожей на беседку, стоит статуя мальчика с корзиной на голове. Собираясь на скачки и твердо рассчитывая их выиграть, Таппенс всегда брала с собой приз – этот приз нужно было положить в корзину, считая его в то же время приношением и загадывая желание. Таппенс хорошо помнила, что эти желания почти всегда сбывались.
– Но это, – сказала Таппенс, поднявшись по ступенькам и усаживаясь на верхнюю, – это, конечно, только потому, что я просто жульничала. Мне чего-то хотелось, я знала, что наверняка это получу, вот и загадывала, а потом, когда мое желание исполнялось, мне казалось, что это и есть настоящее волшебство. Как будто я принесла жертву какому-нибудь древнему богу. А на самом деле это был не бог, а просто пухленький ребенок. Но все равно, как это было интересно – что-то придумывать, а потом разыгрывать.
Она вздохнула, пошла назад вниз по тропинке и вернулась к домику, носящему таинственное название КК.
В домике было все по-прежнему. Матильда выглядела такой же забытой и заброшенной, однако внимание Таппенс привлекли два предмета. Они были сделаны из фарфора: скамеечки в объятиях белого лебедя. Одна скамеечка была синяя, вторая – голубая.
– Ну конечно, – сказала Таппенс. – Я уже видела такие штуки, когда была девочкой. Они обычно стояли на веранде. Ну да, я видела их у другой моей тетушки. Мы, бывало, называли их Оксфорд и Кембридж. Очень похожи. А обнимали их, кажется, утки – нет, нет, точно помню, это были лебеди. И вот еще что было интересно: сбоку на сиденье было углубление в форме буквы «S», туда можно было положить, что хочешь. Нужно, пожалуй, попросить Айзека взять эти скамеечки, вымыть их как следует, и мы поставим их в лоджии – или ложе, как он упорно ее называет, – хотя мне кажется, что гораздо естественнее называть ее верандой. Словом, поставлю их там, и, когда наступит хорошая погода, можно будет ими любоваться.
Она повернулась и направилась к двери. Ее нога зацепилась за выступающий полоз качалки Матильды.
– О господи! – воскликнула она. – Что я наделала?
Дело в том, что другой ногой она задела синюю скамеечку, которая свалилась на пол и раскололась на две части.
– Господи, теперь, наверное, Оксфорду конец, я его расколотила. Придется ограничиться одним Кембриджем. Не думаю, что Оксфорд можно будет склеить, «перелом» слишком сложный.
Она вздохнула и направилась к дому, пытаясь себе представить, чем занимается Томми.
А Томми предавался воспоминаниям в обществе старого друга.
– Странно как-то устроен мир, вы не находите? – сказал полковник Аткинсон. – Я слышал, что вы вместе со своей… Пруденс, кажется? Нет, нет, вы ее всегда иначе называли: Таппенс, верно? Так вот, вы, кажется, переехали из Лондона в деревню? И живете теперь где-то в районе Холлоуки? Интересно, что вас заставило это сделать? Были особые причины?
– Нам удалось найти очень недорогой дом, – сказал Томми.
– Вам повезло, это всегда соблазнительно. Как же он называется? Вы должны дать мне свой адрес.
– Раньше он назывался «Лавры», это попахивает Викторианской эпохой, вы не находите?
– «Лавры». «Лавры». Холлоуки. Что это вы задумали, интересно мне знать, что вы задумали?
Томми удивленно посмотрел на лицо своего немолодого собеседника, на его седые усы.
– Решили заняться делом? – допрашивал полковник Аткинсон. – Снова на службе своей стране?
– О нет, я для этого слишком стар, – сказал Томми. – Я давно уже вышел в отставку.
– Тогда ничего не понимаю. Впрочем, может быть, вы так говорите, потому что вам так велено. Ведь в этом деле еще так много неясного, тогда ничего толком не удалось выяснить.
– В каком деле? – поинтересовался Томми.
– Ну, вы, вероятно, читали или слышали о нем. Кардингтонский скандал. Он разразился сразу же после того, другого, после дела Эмлина Джонсона, связанного с подводными лодками. И еще были какие-то там письма.
– Ах вот вы о чем, – сказал Томми. – Я что-то смутно припоминаю.
– Дело там было, собственно, не в подлодках, просто из-за них на него обратили внимание. А тут еще эти письма. Они сразу придали всей этой истории политическую окраску. Да. Письма. Вот если бы их удалось найти, все было бы иначе. Это привлекло бы внимание к целой группе наиболее ответственных и уважаемых людей в правительстве. Удивительные происходят вещи, вы не находите? Подумать только! Среди нас находятся предатели, изменники, причем это всегда наиболее уважаемые, доверенные лица, отличные люди, которых никогда никто не может заподозрить, и за все это время… в общем, многие из них так и не были разоблачены. – Он подмигнул. – Может быть, вас и послали туда, чтобы вы поразнюхали на месте, посмотрели, что и как? Ну что, я прав, старина?
– Где поразнюхать, что посмотреть? – недоумевал Томми.
– Да в вашем доме, как вы его назвали, «Лавры»? Об этом доме в свое время ходили разные глупые шутки. Имейте в виду, там все было осмотрено, этим занимались люди из безопасности и другие тоже. Считалось, что в этом доме спрятаны важные улики. Возникло даже предположение, что эти документы были спешно отправлены за границу – называли, например, Италию. Но другие считали, что они надежно спрятаны в доме или где-то поблизости от него. Ведь там же полно всяких подвалов, закоулков, вымощенных плитами полов – словом, полно мест для тайников. Признавайтесь, старина, я не сомневаюсь, что вы снова при деле.
– Уверяю вас, я теперь ничем таким не занимаюсь.
– Ну что же, о вас и раньше так думали, когда вы работали там, в другом месте и по другому делу. В начале прошлой войны. Помните, вы тогда гонялись за одним немцем. Вместе с женщиной, которая постоянно читала детские стишки. Да-а, великолепная была работа. А теперь вас, верно, снова пустили по следу.
– Чепуха, – сказал Томми. – Выбросьте это из головы. Я просто обыкновенный старик, и больше ничего.