– А что тебе нужно было на кладбище?
– О, просто посмотреть, что за люди там похоронены. Там их ужасно много. Кладбище заполнено до предела. Некоторые могилы очень старые. Захоронения относятся к девятнадцатому веку, а два или три даже еще более древние. Вот только могильные камни оказались существенно подпорченными, надписи почти совсем стерлись, так что трудно что-нибудь разобрать.
– Не могу понять, зачем тебе понадобилось идти на кладбище.
– Я провожу расследование, – сказала Таппенс.
– Что за расследование?
– Хотела посмотреть, не похоронен ли там кто-нибудь из Джорданов.
– Господи помилуй! – воскликнул Томми. – Ты все еще занимаешься этим делом? Ты искала…
– Ну как же, Мери Джордан умерла. Нам известно, что она умерла. Мы это знаем, потому что у нас есть книга, в которой сказано, что она умерла не своей смертью, но ведь ее все равно должны были где-то похоронить, разве не так?
– Несомненно, – сказал Томми. – Разве что ее похоронили в этом саду.
– По-моему, это маловероятно, – сказала Таппенс. – Думаю, что только эта девочка или мальчик… мне кажется, что это мальчик… конечно, мальчик, его зовут Александр, – так вот, он, видимо, был очень умным, он ведь догадался, что она умерла не своей смертью. Но он был единственным из всех, кто это заподозрил, а может быть, даже точно установил. Я хочу сказать, что больше никто не задумывался над причиной смерти. Она просто умерла, ее похоронили, и никто не сказал…
– Никто не сказал, что было совершено преступление, – подсказал Томас.
– Да, что-нибудь в этом духе. То ли ее отравили, то ли ударили по голове, сбросили со скалы, толкнули под поезд – я могла бы перечислить массу разных способов.
– Не сомневаюсь, что могла бы, – сказал Томми. – Единственное, что в тебе есть хорошего, Таппенс, – это доброе сердце. Ты не стала бы так расправляться с кем-то исключительно ради собственной забавы.
– Однако на кладбище не нашлось ни одной Мери Джордан. Там вообще не было Джорданов.
– Какое разочарование, – сказал Томми. – Как насчет блюда, которое ты стряпаешь, готово оно? Я зверски голоден. А пахнет вкусно.
– Совершенно готово, можно садиться за стол! – сказала Таппенс. – Так что скорее умывайся.
– Сплошные Паркинсоны, – сказала Таппенс, когда они сидели за столом и ели мясную запеканку. – Их полным-полно, и некоторые могилы очень старые. А еще встречаются такие фамилии, как Кейп, Гриффитс, Андервуд и Овервуд. Как забавно, что есть и те и другие.
– У меня был приятель, которого звали Джордж Андервуд, – сказал Томми.
– Да, среди моих знакомых тоже были Андервуды. А вот Овервудов не было.
– Мужчины или женщины? – спросил Томми с заметным интересом.
– Кажется, это была девушка. Роуз Андервуд.
– Роуз Андервуд, – повторил Томми, вслушиваясь в звучание этих слов. – Мне кажется, имя и фамилия не слишком хорошо сочетаются. Нужно будет после обеда непременно позвонить этим электрикам, – добавил он. – Будь очень осторожна, Таппенс, а не то провалишься сквозь ступеньки на лестнице.
– И умру либо своей смертью, либо насильственной – третьего не дано.
– Любопытство погнало тебя на кладбище, – с укором заметил Томми. – А любопытство, как известно, до добра не доведет.
– А тебе разве никогда не бывает любопытно? – спросила Таппенс.
– Не вижу никакого смысла в том, чтобы проявлять любопытство. А что у нас на сладкое?
– Торт с патокой.
– Должен тебе сказать, Таппенс, кормишь ты меня восхитительно.
– Рада, что тебе нравится, – сказала Таппенс.
– А что в пакете, который стоит за дверью? Заказанное нами вино?
– Нет, там луковицы.
– Ах так! Луковицы.
– Тюльпаны, – уточнила Таппенс. – Схожу к старику Айзеку, расспрошу, как с ними обращаться.
– Где ты собираешься их посадить?
– Думаю, вдоль центральной дорожки в саду.
– Бедный старикан, у него такой вид, словно он вот-вот отдаст концы, – заметил Томми.
– Ничего подобного, – возразила Таппенс. – Он очень даже крепкий, старина Айзек. Знаешь, я пришла к выводу, что все садовники такие. Настоящий садовник – если это действительно хороший садовник – достигает зрелости к восьмидесяти годам. А вот если ты встречаешь крепкого, здорового парня, который говорит тебе: «Мне всегда хотелось работать в саду», то будь уверен – он никогда не станет хорошим садовником. Такие всегда готовы сгрести в кучу и убрать опавшие листья, но, если их попросить сделать что-то серьезное, они непременно ответят, что сейчас не подходящее для этого время. А поскольку никогда не знаешь, какое именно время подходящее – я, по крайней мере, этого не знаю, – то им ничего не стоит тебя переспорить. А вот Айзек – человек удивительный. Он всегда все знает. В пакете должны быть еще и крокусы, – вдруг вспомнила она. – Интересно, не забыли они положить крокусы? Ну, посмотрим. Сегодня Айзек как раз должен прийти, и он мне все расскажет.
– Вот и прекрасно, – сказал Томми. – Потом я тоже выйду к вам в сад.
Разговор с Айзеком доставил Таппенс огромное удовольствие. Луковицы высыпали из пакета, отобрали самые лучшие, обсудили, где именно их следует посадить. Сначала нужно было определить место для ранних тюльпанов, которые станут радовать глаз уже в конце февраля, затем для пестрых, у которых такой красивый ободок, и, наконец, для тюльпанов, которые, насколько было известно Таппенс, носили название viridiflora. Они расцветут в мае или в начале июня и будут изумительно красиво выглядеть на своих длинных ножках. А у этих совершенно необычный цвет – нежно-зеленый, пастельный. Они решили, что их следует посадить все вместе, кучкой, где-нибудь в отдалении, чтобы потом их можно было срезать и поставить в гостиной – получится великолепный букет. Но можно и высадить вдоль прямой тропинки, ведущей от калитки к дому, где ими будут восхищаться приходящие в дом гости. Помимо всего прочего, там они будут способствовать развитию художественного вкуса посыльных из мясных и бакалейных лавок, доставляющих на дом какую-нибудь баранью ногу или ящик с овощами.
В четыре часа Таппенс поставила на кухонный стол коричневый чайник со свежей крепкой заваркой, сахарницу с кусковым сахаром, кувшинчик с молоком и позвала Айзека, чтобы тот подкрепился перед уходом. Потом пошла искать Томми.