Мало-помалу он переложил свои обязанности на помощников, оставаясь во главе дела и осуществляя общее руководство, и теперь посвятил себя тому, что было намного интереснее – коллекционированию предметов искусства и собиранию книг. Что же до моды, то к ней он почти охладел. Месье Дусе правил эскизы своих помощников, но с клиентками встречался редко, ссылаясь на чрезвычайную занятость. Оставалось, впрочем, несколько исключений – женщины, для которых он по-прежнему создавал платья с удовольствием. Одной из таких женщин была баронесса Амалия Корф.
Амалия всегда интриговала Дусе. За свою карьеру он перевидал немало самых разных людей, но эта блондинка с золотистыми глазами всегда ставила его в тупик. Прежде всего она не принадлежала ни к одной из известных ему категорий. Аристократка по титулу, баронесса не разделяла привычек и убеждений аристократии, и балы, охоты, скачки, званые вечера для нее мало что значили. При всем при этом было известно, к примеру, что она на «ты» не с кем-нибудь, а с вдовствующей императрицей Евгенией – факт, который чрезвычайно удивлял аристократов, знавших жену Наполеона Третьего. Свои платья баронесса Корф всегда оплачивала сама, из чего напрашивался вывод, что она богата. Однако за ней не вырисовывалась тень семейного дела или большого наследства. Злые языки уверяли, что Амалия авантюристка и чуть ли не шпионка, но никто не мог сказать ничего определенного. Женщина явно была умна, и вырывавшиеся у нее замечания показывали, что она хорошо знает жизнь и не обольщается ни на чей счет, но это опять-таки ничего не доказывало.
В конце концов месье Дусе смирился с тем, что какую бы загадку ни таил в себе этот золотоглазый сфинкс, ему не под силу разгадать ее. Хозяин модного дома и его клиентка разговаривали об искусстве, о театре, о моде, он создавал для баронессы изысканные туалеты, демонстрировал ей свои новые приобретения и несколько раз в год получал приглашения отобедать в ее парижских апартаментах – на правах друга семьи, потому что званых обедов Амалия Корф почти не устраивала. Ему импонировали ее независимость и чувство юмора, редкое для женщины. Кроме того, она была хороша собой, прекрасно сложена, и придумывать для нее наряды было удовольствием, тем более что за свои заказы дама всегда платила точно в срок.
Услышав шуршание шелковых оборок, Ксения с любопытством подняла голову. Из кабинки показалась ее мать, за которой следовала мадемуазель Гренье, на ходу поправляя какую-то складку на наряде клиентки. Дусе, прижав к губам палец, задумчиво смотрел на платье.
– Переставьте вот это, – вполголоса велел он мадемуазель Оберон, указывая на одну из вышитых роз, – вот сюда. Здесь надо приподнять… А здесь добавить оборок.
Амалии казалось, что можно обойтись и без переделок, но она привыкла уважать мнение специалистов и воздержалась от возражений. Раз Дусе считает, что платье надо доработать, значит, так и есть. Баронесса прошла вперед несколько шагов, повернулась, проверяя, как сидит платье, приподняла руки, повела плечами. Ксения следила за ней с восхищением.
– По-моему, прекрасно, – обронила наконец Амалия.
В то же время во второй примерочной мадемуазель Лантельм внимательно рассматривала эскизы, которые ей принесла мадемуазель Вионне. Рейнольдс, прекрасно сознавая, что он тут лишний, удалился покурить.
– А кто сейчас в первой примерочной? – внезапно спросила актриса.
Все примерочные модного дома были обставлены почти одинаково, но почему-то клиентки Дусе считали, что первая примерочная – самая лучшая и достается далеко не каждой из них. Разумеется, служащие не слишком стремились разуверять дам, смекнув, какую выгоду можно извлечь из номера первого. Ради того, чтобы попасть в заветное помещение, затевались невероятные интриги, и очень жаль, что история не сохранила подробностей ссоры виконтессы де Р. и герцогини д’О., которая разгорелась как раз из-за первой примерочной. Достоверно, впрочем, известно, что разгневанная виконтесса прозрачно намекнула герцогине на ее возраст, а та в ответ весьма неделикатно проехалась по сомнительному происхождению самой виконтессы, после чего в ход пошли зонтики, а мадемуазель Беттина единственный раз за все время работы у Дусе ощутила желание вызвать полицию. Понадобился весь такт хозяина, чтобы уладить конфликт, но даже патрону не удалось убедить дам, что первая примерочная ничем не лучше остальных. В конце концов он смирился, и со временем прием клиентки в этом помещении действительно стал признаком ее особого статуса в модном доме. Тем и объяснялось любопытство мадемуазель Лантельм, которая одевалась у Дусе и прекрасно знала местные распорядки.
– По правде говоря, я не знаю, кто там сейчас, – смутилась Мадлен Вионне.
– Наверняка какая-нибудь страхолюдная носатая герцогиня, – предположила актриса со смехом. И, не удержавшись, выскользнула в коридор, а затем приоткрыла дверь первой примерочной.
В следующее мгновение она увидела даму в светлом шелковом платье, которая стояла к ней спиной, а в углу за столиком – девочку лет семи, восхищенно глазеющую на нее. Совершенно успокоившись, Лантельм затворила дверь и вернулась к себе. Разумеется, мать такого большого ребенка никак не могла соперничать с ней самой. Эта мысль привела актрису в необыкновенно хорошее настроение, и она объявила Мадлен, что берет все ее модели [1] .
А Амалия, которая не обратила никакого внимания ни на приотворенную дверь, ни на мелькнувшие в щели темные глаза, полные жгучего любопытства, уже рассматривала эскизы полосатого платья, которое нарисовал для нее Дусе. Хотя моя героиня была предубеждена против полосок, клетки и прочих геометрических рисунков в одежде, она не могла не признать, что модель получилась на редкость удачной и эффектной, и, конечно, она произведет фурор в любом месте.
– К такому платью нужна отдельная сумочка, – заметила только Амалия. – И веер, также в полоску.
Дусе понял, его модель одобрена, и сказал, что сумочку они, разумеется, сделают, а насчет веера обратятся в фирму Кееса или Дювельруа, где их изготавливают. Одним словом, никакой проблемы.
– В таком случае, – кивнула Амалия, – я рассчитываю на вас, мэтр… Когда мадемуазель Оберон закончит с отделкой сегодняшнего платья, дайте мне знать.
– Разумеется, сударыня, – ответил Дусе, кланяясь.
И он проводил Амалию с Ксенией до выхода, пообещав, что баронессе позвонят, едва наряд будет совершенно готов.
Стоял восхитительный солнечный день, как раз такой, когда особенно приятно ехать в открытом автомобиле и предаваться рассеянным мечтам. Шофер Антуан уверенно управлял машиной, и Амалия подумала, что через несколько минут они будут дома, а к обеду придет старший сын Михаил, который тоже сейчас находится в Париже. Маленькая ручка Ксении лежала в ее ладони, и Амалия, поймав взгляд дочери, улыбнулась.
– Все хорошо? – спросила она. Просто так, без всякой причины.