– Улица Мира, 21.
– Понятно, – кивнул усач. – За обновками, значит…
Мотор заурчал, и машина вырулила на набережную. Не удержавшись, Роза покосилась на своего спутника, но тот хранил молчание. Только сейчас она заметила, что у него усталое лицо, а под глазами синеватые тени. Молодой человек не делал никаких враждебных жестов, его руки спокойно лежали на коленях. И все же мадемуазель Тесье подпрыгнула на месте, когда шофер объявил:
– Приехали! Припарковаться, как всегда, невозможно, так что придется высадить вас здесь. Уж не обессудьте…
Роза вылезла на тротуар, а Михаил, расплатившись, присоединился к ней. По выражению лица шофера девушка догадалась, что ее спутник оставил щедрые чаевые, и это ей понравилось. Прижимистость и скаредность всегда вызывали у нее раздражение.
– Ну и куда теперь, офицер? – игриво спросила она.
Михаил, удивленно посмотрев, сделал широкий жест рукой:
– Сюда, я же вам говорил.
И двинулся к входу в царство моды, возле которого стоял почтительный швейцар.
Полная недобрых предчувствий, Роза шагала возле своего странного сопровождающего, но если раньше предчувствия касались главным образом того, каким образом Михаил Корф ухитрится до срока положить конец ее дням, то теперь их вызвал особняк с вывеской во всю длину этажа: «Дом Дусе». Как-то сразу мадемуазель Тесье ощутила, что ее платье похоже на линялую тряпку, каблуки стоптаны и перекосились, а маленькая шляпка не похожа вообще ни на что, известное моде. Ее ничуть бы не удивило, если бы швейцар остановил их уже на входе и им пришлось бы с позором вернуться восвояси. Однако тот, знавший сына баронессы Корф в лицо, оставил свои соображения по поводу внешнего вида спутницы Михаила при себе и беспрепятственно пропустил обоих внутрь.
И тут Роза оробела окончательно. Впечатления разом навалились на нее – эти огромные потолки, величественная лестница, старинная мебель, цветы, зеркала. Не помня себя, она вцепилась в рукав офицера, но тут из мешанины цветов, зеркал и консолей на нее надвинулась худощавая дама с широкой приветливой улыбкой, словно прилепленной к устам вечным клеем.
– Ах, господин барон! А мы только недавно видели вашу матушку. Как ее здоровье? Мы звонили ей сегодня и сказали, что новое платье совершенно готово…
Мадемуазель Беттина говорила и одновременно посверкивала остреньким взглядом в сторону уличной мамзели, которую молодой барон Корф не понять для чего притащил с собой. Однако Михаил, ничуть не смущаясь, объявил, что его знакомой нужно самое лучшее платье, и как можно скорее.
– Ну, я не знаю, как можно будет это устроить, – протянула мадемуазель Беттина. – У нас ведь не какой-нибудь магазин готовой одежды, слава богу!
Она призвала для консультации мадемуазель Гренье и, пошептавшись с ней, передала Розу в ее руки.
– Семнадцатая примерочная сейчас свободна, – вполголоса сообщила мадемуазель Беттина.
Если первая примерочная по молчаливому уговору считалась зарезервированной для главных и любимых клиентов дома, то семнадцатая слыла одной из худших – возможно, из-за того, что из ее окон открывался не самый лучший вид. Но Роза ничего этого не знала и побрела за мадемуазель Гренье и Михаилом, чувствуя себя невольником, ненароком угодившим в сады Эдема. На столике в коридоре она заметила вазу, в которой стоял букет орхидей. Роза видела их так близко впервые в жизни и, проходя мимо, не удержалась, потрогала цветы, желая убедиться, что те настоящие.
– Прошу вас, сюда, – сказала мадемуазель Гренье. – Прежде всего, какое платье вам угодно: для посещения скачек, для оперы, вечернее, для визитов, повседневное или…
Многоточие подразумевало множество вариантов, еще не названных, но тут вмешался Михаил и сказал, что им нужно вечернее платье, в котором мадемуазель могла бы, к примеру, сверкать на ужине «У Максима» уже сегодня.
– Хм, весьма трудная задача, – заметила мадемуазель Гренье, критически глядя на Розу.
– Вы о чем? – воинственно вскинулась та.
– О том, что сшить платье за несколько часов почти невозможно, – пояснила продавщица. – Хотя… У вас очень удачное сложение, а мы недавно делали съемку одного туалета для журнала «Мода»…
Сердце Розы плавно взмыло вверх: названный журнал был самым дорогим, самым шикарным, самым аристократическим из журналов той эпохи, посвященных моде.
– Подождите, я сейчас вернусь. – Поклонившись, мадемуазель Гренье удалилась, оставив Михаила в примерочной наедине со странной клиенткой.
– Вы и в самом деле собираетесь купить мне платье? – недоверчиво спросила Роза.
– Конечно.
Нет, решила она, этого не может быть, тут обязательно должен таиться какой-нибудь подвох. Михаил, оглядевшись, сел в кресло, а девушка осталась на ногах. Тайком пощупала обивку дивана и убедилась, что та сделана из настоящего шелка. А какие зеркала! Какая позолота! Ах, ах, ах…
Не удержавшись, Роза сделала оборот вокруг себя и испустила радостный визг. Михаил посмотрел на нее с удивлением.
В дверях вновь нарисовалась мадемуазель Гренье, которая несла на плечиках какое-то совершенно умопомрачительное платье.
– Надеюсь, я не заставила вас ждать?
Роза, едва увидев наряд, окончательно убедилась в том, что ее жизнь прожита не зря.
– Это что, мне? – пролепетала она, совершенно растерявшись.
– Вам, мадемуазель, – улыбнулась продавщица и увлекла ее в кабинку.
Оставшись один, Михаил взял газету, лежавшую на столике, и попытался читать, но статья на первой полосе была посвящена убийству графа Ковалевского, и барон отложил листки и отвернулся с гримасой досады.
– Нет, корсет не годится, – донесся до него приглушенный голос мадемуазель Гренье. – Подождите, сейчас я принесу вам другой.
И продавщица выскользнула из примерочной. Затем вернулась и веско объявила, что чулки совершенно не подходят, равно как и туфли.
– Боже, что у вас за подвязки? Нужны совсем другие, эти толстят ногу. Кстати, какой у вас размер обуви?
Таинственно шуршал шелк, сновала туда-сюда мадемуазель Гренье (позже она скажет, что в жизни ей не попадалась такая поразительная клиентка), затем в дверь сунулся какой-то молодой человек с коробками туфель, после придирчивого осмотра которых был изгнан продавщицей и явился снова, уже с другими упаковками. На смену ему пришла какая-то немолодая женщина, тоже служащая, и принесла несколько коробок с веерами, перчатками и митенками.
– Мадам Ролан! К этому платью нужен эгрет [13] , распорядитесь, прошу вас… И принесите сюда ящик с косметикой. Мадемуазель слишком бледная, это нехорошо…
Мадемуазель Гренье почувствовала прилив вдохновения – ведь не каждый день попадается клиентка, которая с восторгом принимает все твои идеи и даже не пытается тебе перечить. Продавщица так увлеклась, что даже перестала ломать голову над вопросом, где хорошо воспитанный барон Корф, истинный сын своей матери, мог подцепить такую особу. (Заметим в скобках: Амалия так никогда и не узнала, что в доме Дусе ее за глаза почтительно называли «Герцогиней» – в сущности, так же, как и ее консьерж, с которым она вела нескончаемое сражение.)