– Что за запись?
– Мой информатор в полиции не в курсе, но он обещал за умеренную плату ее добыть.
– Погоди, а разве следователь не обязан предоставлять тебе все материалы по делу – что это еще за «секретная» запись такая?
– То-то и оно!
– Обратись к следова…
– Нет уж, мам, ни к кому я обращаться не стану – сама справлюсь. Ты подумай, если он не показал мне запись – да вообще не упомянул о ней, – значит, что-то тут нечисто! Если бы на записи был Толик, убивающий Митрохина, то он уж точно бы показал ее мне, лишив возможности выработать приемлемую линию защиты! Нет, тут что-то кроется, и я, пока не выясню все, не собираюсь лишаться преимущества.
– Какого преимущества?
– Того, что я знаю, что у них есть, а они понятия не имеют о моей осведомленности, ма! – недовольная моей тупостью, поморщилась дочь.
– А почему эта запись всплыла только сейчас? – задала я вопрос, внезапно пришедший мне в голову.
– Ты права – почему? У следователя было полно времени, но, насколько я помню, камеры в коридоре, ведущем к кабинету Ильи Митрохина, отчего-то все, как на грех, поломались и ничего не засняли!
– То есть ты от дела не отказываешься?
– Разумеется, нет! Влад прав, и Анатолий, скорее всего, не по собственной воле подписал признание и отказался от моей защиты – его заставили, и заставила, похоже, именно пресловутая видеозапись. Как только я ее заполучу, смогу заново выстроить стратегию… А теперь расскажи-ка мне о своем бойфренде.
Даша так быстро сменила тему, что я растерялась. Прочтя на моем лице смятение, дочь рассмеялась.
– Мам, ну чего ты в самом деле, я же ни в чем тебя не обвиняю! Совсем наоборот, тебе давно пора обзавестись каким-нибудь приличным мужичком, но я и подумать не могла, что ты захомутаешь иностранца!
– Отец проболтался, да? – нахмурилась я.
– Папа ревнует. Как же, столько лет ты была одна – и вдруг «нарисовался» какой-то мужик, да еще и иноземец. Само собой, он обижен!
– Обижен?! А ты не забыла, детка, что у твоего папаши есть законная жена?
– Не забыла, но я его понимаю. Мам, ты – шикарная дама в возрасте, еще вполне можешь и замуж выскочить…
– Типун тебе на язык! – в ужасе замахала я руками.
– Разве тебе никогда не хотелось иметь своего мужчину? Не хотелось свадьбу, лимузин и прочую чушь?
– Вот, ты сама сказала – чушь! Может, когда мне было лет семнадцать… – Однако, поймав Дашкин недоверчивый взгляд, я замолкла. Дочь задела самую чувствительную мозоль, и я поняла, что, несмотря на шутливый тон, она требует от меня откровенности.
– Знаешь, – снова начала я, – жизнь у всех складывается по-разному. Помнишь пословицу о том, что на одних женятся, а других любят? Так вот, меня любили, но женились почему-то на других.
– Но почему, мам? Ты красивая, умная, ты врач…
– Дашунь, ты же в курсе, что твой отец уже был женат, когда мы встретились? У него был ребенок, и я никогда не требовала, чтобы он развелся с женой. И, полагаю, даже если бы Сережа решился, у нас все равно ничего бы не вышло.
– Это потому, что ты слишком свободолюбивая? – задумчиво произнесла она. – Наверное, я пошла в тебя – тоже не хочу связывать себя по рукам и ногам.
– Раз уж у нас минута откровенности, – сказала я, – может, ответишь и на пару моих вопросов?
– Что тебя интересует?
– Ваши с Толиком отношения.
– Да какие отношения, мам? Мы едва знакомы!
– Не делай из меня дуру, ладно? Не забывай, дочура, что никто не знает тебя так хорошо, как я. Между вами что-то было?
– Да когда было-то?! Мы с Толиком видимся в основном в камере ИВС – как у нас могло что-то случиться?
– А я не о сегодняшнем дне говорю, а о делах минувших. Насколько я помню, лет семь назад ты на него глаз положила. Твое равнодушие не могло меня обмануть – я точно знаю, как ты выглядишь, когда хочешь мужчину!
Даша в задумчивости пожевала нижнюю губу.
– А я-то думала, ты ничего не замечаешь! – проговорила она наконец, не глядя мне в глаза. – Толик и я… Думаю, он был моей первой любовью.
– Да ладно, Даш!
– Ну, может, не первой, согласна, но первой серьезной – это уж наверняка. Как ты догадалась?
– Не скажу, что догадалась, но мне казалось, что время от времени я вижу, как вы переглядываетесь.
– Как?
– Как двое воришек, опасающихся, что их застукают.
– Ну да, – усмехнулась она. – Наверное, так это и выглядело. Он боялся, как бы ты о нас не узнала.
– Боялся?
– Толик очень тебя уважал, и ему казалось, что ты была бы против наших отношений.
– И как долго все это продолжалось?
– Около года.
– А почему закончилось? Неужели он тебя бросил?
– Я его.
– Почему?!
Даша опустила глаза.
– Я… любила его помучить, – ответила она. – Лелеяла свою свободу!
– Ты встречалась с кем-то еще?
– Ага.
– Был скандал, когда Толик узнал?
– Никакого скандала, он просто развернулся и ушел. Я за ним не побежала. Когда мы ссорились, он всегда приходил мириться первым.
– Ты решила, что и в этот раз так будет?
– Да. Но он не пришел.
– А почему ты сама все не исправила?
– Дура потому что. Мне казалось, что я таких, как он, сотни две найду, стоит только захотеть!
– Так ты поэтому напросилась на это дело – чтобы грех искупить? – спросила я.
– Наверное, – кивнула она.
Я некоторое время смотрела вслед удаляющейся машине дочери. Мне казалось, что я в курсе всего, что происходит в жизни моих детей, но Даша оказалась самой скрытной из них. Она крутила любовь с Толиком, разбила парню сердце (в этом я совершенно не сомневаюсь!), а я – ни сном ни духом!
А Даша, вцепившись в руль, сосредоточенно смотрела на дорогу, думая о том, что, как обычно, сказала матери далеко не все. Нет, она не врала – она никогда не врет маме, потому что знает, как та переживает, даже по пустякам. Но Даша не могла признаться в том, что взялась за дело Толика вовсе не потому, что хотела замолить грех, а потому, что с тех пор, как рассталась с ним, только и делала, что искала такого, как он. Не нашла. Видимо, таких, как Толик, больше не производят, он – не массовый товар, а эксклюзивный, только для нее одной. И он был у нее – со всеми потрохами! Как сложилась бы ее жизнь, сделай Даша другой выбор?
Из курса истории она помнила постулат: история не имеет сослагательных наклонений. Что случилось, то случилось, и, пока не изобретена машина времени, исправить содеянное однажды не представляется возможным.