– С наступившим вас, ребята! Не при исполнении сегодня? Сла-авненько… А где же третьего забыли?
– А это че за самоубийца, в натуре? – прищурился первый.
– Постой, Никитос, – оскалился второй. – А я этого потроха, кажется, знаю…
Его-то и поддел Максимов резкой подсечкой. А пока тот падал, мельтеша «кавалерийскими» конечностями, а потом неуклюже и вопя поднимался, саданул в торец первого. Мощно саданул, точно по прыщам. Можно было бы и погуманнее. Парень рухнул на заметенную дорожку. Отличная работа. Второй поднялся, активно применяя великий и могучий русский мат. Ноги разъезжались. Куда бежать или биться насмерть за поруганный мундир или же спасаться бегством, он пока не решил. Максимов взял его за шиворот и потащил к сугробу. Снова сбил с ног, сунул головой в снег. Вдавил по самые плечи. Взял доску, очень классно подвернувшуюся под ногами, и самозабвенно отходил по откляченной заднице. «Подсудимый» дрыгал ногами и прилежно задыхался у себя в сугробе. Удовлетворив «буйство плоти», он выдернул его за ноги, оставил лежать – сил набираться. Подошел к отправленному в нокаут, присел на корточки. Кривоногий хрипел, давясь выбитыми зубами. Пытался приподняться.
– Чего тебе надо, падла?.. Ты покойник, понял, да?..
Максимов покачал головой:
– Нет, приятель, покойник – это ты. А вокруг тебя заминированное правовое поле, соображаешь? А что касается первого твоего вопроса… Мне очень надо, чтобы такая мразь, как ты, не работала в милиции. Это можно устроить, как ты думаешь?
Он нанес второй удар – четко в переносицу. Испытывая чувство глубокого злорадства, обозрел плоды своей необузданности, месяц госпиталя – самый оптимистичный прогноз, воровато посмотрел по сторонам и припустил по назначению. Очевидцев не было…
Он подбежал к указанному дому, встал у нужного подъезда и позвонил по телефону.
– Выходите, Оленька. Кучер прибыл, кареты пока нет.
– Хорошо, – сказала Оленька. – Сейчас я посмотрю, как там дети у себя в комнате…
«Гм, – подумал сыщик. – Ладно, подождем.
– С детьми порядок, – прошептала женщина, – вот только муж… Вы знаете, боюсь, у него проблемы с первым законом Ньютона. Да, собственно, и со вторым.
– Я знаю, – согласился Максимов. – На тело, погруженное в сорокаградусную жидкость, не действуют никакие законы. Вы по-прежнему его любите?
– Окончен школьный роман, Костя, – она тяжело вздохнула. – Был человек, а стало ничто…
– Дурацкая причина. Вы знаете, Оленька, один печальный человек мне сегодня сказал, что любим мы не «за что-то», а «несмотря на что-то». Я вынужден с ним согласиться.
– Вы верите в любовь до гроба?
– Верю. Как же не верить? К сожалению, она всегда проходит. Но верю в то, что можно любить. До самых кончиков.
– Хорошо вы сказали… Подниметесь в квартиру, Костя? Так страшно одной спускаться по лестнице.
– Уже бегу, – он выбросил окурок, утрамбовал поплотнее бутылку с коньяком и рванул в глухую чернь подъезда…