По прошествии трех минут его нешуточно затрясло от холода. Мокрый насквозь, облепленный грязью, а на дворе осень, и в горле уже противно першило, а из носа текли сопли… Он сделал несколько упражнений, призванных отодвинуть летальный исход, отыскал в сырых бревнах широкую горизонтальную щель и оценил обстановку. Тихо в ареале. В щель неплохо просматривалась центральная «площадь» поселка и окружающие пустырь дома. Дождик, кажется, пошел на спад…
Назначение этой «голубиной» конструкции оставалось загадкой, но применяли эту штуку активно: пустые водочные и пивные бутылки, пара использованных презервативов… Чуток согревшись, Максимов опустился на колени, извлек из автомата магазин и выбил по одному оставшиеся патроны. Разложил их в ряд, задумчиво покатал пальцами. Девять узеньких, остроконечных патронов калибра 5,45, обладающих хорошей пробивной способностью и убойной силой. Десятый патрон – в стволе. Центр тяжести у пуль смещен назад. Попадая в тело человека, такая дура теряет устойчивость и начинает кувыркаться, полностью отдавая энергию и нанося тяжелые рваные раны. Бережливый он сегодня… Вторично пересчитав патроны (больше не стало), он вставил их обратно в магазин, магазин воткнул в гнездо, установил переводчик огня на стрельбу одиночными и откинул сварную рамку приклада. Так удобнее… Опять сидел на коленях, тупо разглядывая индивидуальное стрелковое оружие, совершенно не нужное и вопиющее в мирной жизни. Хозяин автомата мертв двое суток. Лежит себе в морге при полковой больнице. Мать оповещена, выплакала все слезы и собирается в дорогу за телом сына. Отец с сухими глазами сидит у окна, проклинает государство. Девушка плачет. А ублюдки на свободе, куролесят и не остановятся перед новыми жертвами…
Он стянул с себя ботинки, превратившиеся в куски грязи. Закатав штанину, осмотрел укус. Кровь уже свернулась, запеклась. Прокусило чудище, возможно, до кости, но терпеть можно. А если гадина не страдает бешенством – то и вовсе хорошо. На всякий случай он оторвал от рубашки подол, замотал рану, предварительно повозив по ней слюнями. Сделал слабую попытку очистить ботинки. Грязь присохла, словно доброкачественный цемент. Свежая очищалась, а та, что ночная и вечерняя, решительно не желала. Оставив тщетные попытки, он обулся. Эти качественные итальянские бутсы теперь заслуживали только одного – мусорного контейнера. Со всеми почестями и словами благодарности.
Порыв ветра за бортом донес мужские голоса. Максимов насторожился. Приник к щели и машинально подтянул к себе оружие.
Подобно тому, как в Париже от площади Звезды лучами расходятся прямые проспекты, в здешнем поселении все проулки вели от пустыря. Из одного такого «коридора» и стали выбредать люди. Максимов чуть не засмеялся – довели они с Варюшей подонков…
Первым волокся Мазай с невыразимо злой, окровавленной физиономией. Как-то кривовато волокся, боком. То ли ключицу выбил, падая с крыльца Демидыча, то ли плечо зашиб. Автомат тащился по земле, рукояткой в грязи. За ним ковылял Лупатый с «тозовкой» – смертельно бледный, продрогший. За живот держался. Этому досталось еще больше. Сперва Варюша чуть достоинства не лишила, затем на пень с сюрпризом напоролся, чуть не проведя собственное вскрытие, да еще и мордой по песку бороздил… Третьим вылупился Цапля – согнутый вопросительным знаком, подволакивал ногу. Этот тип, похоже, и кувыркался на разбросанных Варюшей горошинах. Держался за отбитый бок, пугливо ерзал глазами по сторонам. Отметина от капусты сорта «Подарок» цвела на физиономии махровым цветом, разбив зэку хрящи и обратив небритый анфас в забавную пародию на человеческое лицо. Смыть кровь, разбавленную соплями, в голову не приходило, да и некогда. Сама отвалится.
Последним явился Ворона с двустволкой на плече – еще одна пародическая фигура. Ноги враскоряку. Оторвал от исподнего клочок ткани и кое-как замотал разбитый палец на левой руке. Теперь держал его отведенным в сторону и изредка со злобой посматривал. Залечить огромный, кровоточащий синяк на скуле уже возможности не было. Так и сверкало творение Максимова, играя фиолетовым отливом.
Зэки вышли на пустырь, остановились напротив правления и принялись озираться. В принципе Максимов мог перестрелять их по одному – вряд ли измученная и покалеченная банда могла оказать достойное сопротивление. Однако уверенности не было. Руки тряслись. Патронов мало. И не мог он просто так, с чистой совестью, взять и положить четверых человек – пусть даже негодяев. Не убийца. Другое дело, в бою. Или защищая девочку. Но Варюши при бандитах не было. Отсюда возникал отрадный вывод – не поймали…
Позлорадствовав, он продолжал слежение. Зэки уныло топтались на пятачке. Громоздкая «голубятня» за старыми осинами их, похоже, не привлекла. А напрасно, отметилось в сознании; хороший повод избавиться от всех четверых – пусть только подойдут. Бандиты потеряли всякую надежду кого-либо поймать. Мазай кусал губы, мучительно пытаясь пошевелить извилинами. Бежать им отсюда надо. И чем скорее, тем лучше. О возвращении на Овражную речь уже не шла. Сыщик с девчонкой сбежали, сторож «Тополька» утек – самое позднее через сорок минут в округе объявятся правоохранительные органы. Накрылась авантюра с легким заработком.
Но принимать оптимальные решения бандиты тоже не могли. Та еще ночка. Мазай порылся в недрах рваного бушлата, извлек сигаретную пачку. Лупатый и Ворона с заискивающими физиономиями потянулись к старшому. Некурящий Цапля посмотрел по сторонам и поволокся к зарослям шиповника, на ходу расстегивая ширинку. А Максимову вдруг показалось, что в зарослях что-то шевельнулось…
Он напряг глаза – до боли. Галлюцинациями вроде не страдал, хотя по завершении веселой ночки чего только не обретешь. Померещилось, должно быть. Кусты обильно ветвистые, отдельные листочки еще не опали. Парила дымка над землей в косую штриховку, мешала получать четкую визуальную информацию. Цапля вошел в кусты, вывалил хозяйство и задрал к небу голову – помолиться по случаю.
Остальные закурили, не обращая внимания на четвертого. Лениво переругивались.
Внезапно Цапля завизжал – остро так, проникновенно! Выпал из кустов и согнулся в три погибели. «Не померещилось, – вздохнул Максимов. – Не может без озорства…» И снова в кустах что-то завозилось. Дрогнула ветка.
Трое сбросили с плеч оружие и встали в стойку. Цапля загибался и что-то жалобно кричал, тыча пальцем в кусты. Остальные нерешительно приблизились. Физиономия подельника выражала сонм мучений. Лупатый загоготал, давясь кашлем. Загоготали остальные. На Цаплю было больно смотреть: физиономия пылала всеми красками. Он принялся что-то визгливо объяснять, негодующе мотая головой в сторону кустов. А зэки не верили – сам, мол, виноват, на небо засмотрелся и на ветку напоролся самым дорогим. Похохатывали – хоть что-то веселое за ночку. Но ситуация, впрочем, ясна. Обитает в Амазонии такая крохотная рыбка – кандиру. Вредная и злая. Заходишь в воду помочиться, а она из воды выпрыгивает и влезает тебе в детородное хозяйство. Привычка у нее такая. Проникает по каналам, обустраивает местечко, и требуется хирургическое вмешательство, чтобы избавить человека от паразита. А проще говоря, Варюша пряталась в кустах, когда придурку приспичило. Упустить такую редкую возможность девчонка не могла. Подобрала сухую веточку – а она, как известно, колючая – и сунула Цапле куда надо…