— Я не знала их так хорошо, как вы, Джулия. Когда случилась эта драма, я была в Америке, читала там лекции. Так, что все подробности прошли мимо меня.
— Эта драма вся окутана тайной. Никто ничего не знает. Было столько различных догадок!
— А расследование было?
— Конечно. Но полиция пришла к выводу, что это было двойное самоубийство.
— А не возникало предположения, что в данном случае имело место преступление?
— О нет! Преступления не было. Ведь не обнаружили никаких признаков того, что их застрелил кто-то другой. Они, как обычно, после чая вышли прогуляться. И не вернулись к обеду. Слуги забеспокоились, стали их искать и обнаружили мертвыми. Револьвер лежал между ними.
— А револьвер принадлежал генералу?
— О да. У него их было два. Бывшие военные не любят расставаться с оружием. Я думаю, что таким образом они чувствуют себя в большей безопасности. Второй револьвер нашли в доме, в ящике стола. Скорее всего, уходя из дома, револьвер взял он. Не думаю, что это могла сделать Молли… И никто не знает, какова же была причина этого самоубийства… И никогда не узнает. — И миссис Карстерс печально покачала головой.
— Это так. А что вы слышали об этом?
— Люди любопытны.
— Вы правы. Люди очень любопытны. Кое-кто полагал, что генералу сказали, что он скоро умрет от рака. Но это не так. Вскрытие показало, что он был совершенно здоров. Сердце у него тоже как будто было нормальное. Правда, Молли всегда была очень нервной.
— Я помню это, — кивнула Ариадна Оливер. — Она была в парике?
— Точно не помню. Но она всегда носила один из своих париков.
— Я вот что подумала: если вы собираетесь застрелиться или застрелить своего мужа, вряд ли вы наденете парик.
Дамы обсудили этот вопрос с определенным интересом.
— А что еще говорили о них, Джулия? — спросила миссис Оливер.
— Болтали, что там была женщина. Секретарша, которой он диктовал свои мемуары. Я думаю, у него был договор с каким-нибудь издательством. Полагали, что у него связь с этой девушкой, хотя она не особенно молода, ей было за тридцать, и не очень симпатичная. Но я не слышала, чтобы между ними были кз — за нее скандалы. Но если он хотел жениться на этой девушке, зачем он стрелял в себя? Нет, я не верю этому. Говорили, что у Молли была какая-то история. Как будто в то время, когда они жили в Малайе. Какой-то человек, моложе ее, ну и все в этом роде. Говорили, что был небольшой скандал. Но я не верю в это.
— У них было двое детей, — задумчиво проговорила миссис Оливер. — Девочка, как я уже говорила вам, моя крестница.
С некоторым сомнением миссис Оливер осмотрела три ступеньки и входную дверь ветхого деревенского дома. Под окнами цвело несколько тюльпанов. Она открыла маленькую записную ??нижку, чтобы удостовериться, что она находится именно перед тем домом, который ей нужен. Поискав глазами кнопку звонка и не обнаружив ее, она осторожно постучала в дверь висевшим на ней молоточком. Не дождавшись ответа, постучала снова. Наконец за дверью раздалось какое-то шуршание, вздохи и бормотание. Дверь, скрипя, медленно открылась, в ее проеме стояла очень старая, сгорбившаяся женщина с морщинистым лицом. Взгляд ее был неприветлив, судя по всему, она не одобряла вторжение посторонних лиц, «крепость англичанки».
— Что вам угодно? — холодно начала она, замолчала и воскликнула радостно:
— О, кто пришел! Мисс Ариадна!.. Ну и дела! Входите же, мисс Ариадна!
— Просто удивительно, что вы сразу узнали меня, миссис Мэтчем! — сказала Ариадна Оливер. — Как вы поживаете?
Она подумала о том, как много времени прошло с тех пор, когда ее называли мисс Ариадна.
— Входите же, моя дорогая! Вы выглядите просто прекрасно! Совсем не изменились. Боже мой. Сколько же лет прошло, с тех пор, как мы виделись. Наверное, лет пятнадцать.
Прошло, конечно, гораздо больше пятнадцати, но Ариадна не стала ее поправлять. Закрыв дверь, чуть прихрамывая, миссис Мэтчем повела гостью в комнату, в который по-видимому, принимала всех посетителей, и желанных и нежеланных, из тех, кого допускала в свою крепость.
Все стены комнаты были завешаны фотографиями, на которых были запечатлены и дети, и взрослые. Некоторые из них были вставлены в красные кожаные рамки, иные немного потрескались от времени.
В комнате стояли диван и два стула, на один из которых и уселась миссис Оливер. Старая леди, кряхтя, устроилась на диване, с некоторым трудом подоткнув под спину подушку.
— Мне очень приятна видеть вас, моя дорогая. Вы по-прежнему пишете свои прелестные рассказы?
— Да, — кивнула головой миссис Оливер, подумав с некоторым сомнением, что детективы, где убивают и грабят, вряд ли можно назвать «прелестными рассказами».
— А я теперь осталась совсем одна, — посетовала миссис Мэтчем. — Вы помните сестру Грейси? Прошлой осенью она умерла… Рак… Прооперировали, но оказалось поздно.
— О, дорогая, я глубоко сочувствую вам! Следующие десять минут разговор шел об умерших родственниках старой девы.
— Я все о себе, — сказала миссис Мэтчем. — А как вы поживаете? Как ваше здоровье? А ваш муж? Ах да, я забыла, что несколько лет назад он скончался. А что привело вас сюда, в Литтл Солтери Майнор?
— Я была здесь по соседству, — соврала миссис Оливер, и поскольку у меня оказался с собой ваш адрес, я подумала: забегу, посмотрю на вас, вспомним былое…
— Так приятно поболтать о прежних временах. Только это удовольствие и осталось у нас, стариков.
Миссис Оливер облегченно вздохнула, услышав, что миссис Мэтчем не прочь поддаться воспоминаниям. Ведь именно это и послужило причиной ее визита.
— Как много у вас фотографий, — сказала она. — И это, наверное, ваши воспитанники.
— Большей частью. Знаете, я год и три месяца жила в приюте для стариков с каким-то совершенно дурацким названием «Дом заката солнца и счастья». Больше я не выдержала. Там все устроено очень глупо: не разрешалось иметь ни одной из своих вещей — все казенное. Хотя там все благоустроено, но мне нравится, когда меня окружают мои собственные вещи. Моя мебель, мои фотографии. Там в Совете приюта была одна приятная дама, и она помогла мне устроиться вот так. Ко мне каждый день приходит их работник и смотрит, все ли у меня в порядке, в чем мне нужна помощь. Это очень удобно.