– То есть как это – помогу подобраться? – переспросил он, и Коваль удовлетворенно отметила про себя, что первую часть ее речи парень воспринял как должное.
– А вот не знаю. Он ведь не местный, так? И не появляется здесь, верно? – Глеб кивнул. – Значит, выход один – мы дружно поедем… куда, кстати, поедем?
– На Север, за Полярный круг, – вздохнул Глеб.
– Черт вас всех дери, – констатировала Марина огорченно. – Ну, почему, почему бы всем не жить на юге, а? Я заколебалась мерзнуть, отвыкла за столько лет-то! Но фиг с ним, на Север так на Север. А там ты, Глебушка, подробненько покажешь моим ребятам, по какой дорожке любит ездить твой хозяин, в каких местах часто бывает, каких телок предпочитает, в каких ресторанах кушает. Понятно? А все остальное – уже наша заботы, а ты вроде и не при делах окажешься. Сделаем дело, вернемся – и через сутки ты счастливый обладатель оригинала папашкиного завещания. Хочешь – на ночь читай, хочешь – на стенку повесь, а хочешь – в камин брось. Как тебе мое предложение?
Глеб молчал. В его душе боролись противоречивые чувства. Он уже не хотел отцовских денег – того, что тот ему оставил в банке на счету, вполне хватило бы на безбедную и необременительную жизнь. Но он понимал и то, что блондинка не шутит. Таким тоном разговаривал только один человек в его жизни – Зеля. Это тон, которому веришь беспрекословно, безоговорочно, от него по спине бегут противные мурашки, а в кончиках пальцев откуда-то вдруг возникают сотни игл и колют так, что хочется визжать. В нем столько уверенности и непоколебимости, что становится ясно – нужно согласиться и не спорить. Так будет лучше.
Но было и другое. Глеб страшно боялся мести со стороны Зели. Хозяин был крут нравом, и человеческая жизнь не представляла для него никакой ценности. В небольшом заполярном городке он держал в своих руках абсолютно все, а трупы неугодных даже не старался спрятать – ночью его охранники просто вывозили их в тундру и там бросали. Волки исправно делали свое дело, подчищая территорию…
И сейчас Глеб стоял перед жутким и мучительным выбором – кого стоит бояться сильнее, Зелю, который далеко, или эту красивую женщину с пронзительным взглядом и какой-то жесткой, хоть и привлекательной, улыбкой. И женщине гораздо проще дотянуться до него, чем Зеле…
– Ну, что же ты молчишь? – тихо спросила Марина, не сводя с парня глаз.
– Мне бы… время… время подумать… – выдавил Глеб, облизывая губы, но Марина прервала его:
– А нет его, времени этого. Понимаешь? Так уж сложилось – или я, или меня, но второе, как ты догадываешься, меня никак не устраивает. В конце концов, ты можешь отказаться, и я доберусь до твоего хозяина сама – да, чуть больше времени потрачу, но доберусь. Но вот ты уже никогда не узнаешь конца этой истории, парень, потому что в этом случае я буду вынуждена поступиться принципами. Улавливаешь ход мысли?
Глеб почувствовал, что по спине течет холодная струйка пота – от ужаса. Уже давно ему не было настолько страшно, и он понимал, что женщина не шутит – два амбала за дверью запросто превратят его в пыль. Нужно было срочно что-то говорить, и вариантов уже не оставалось, что именно.
– Я… согласен… – выдавил он. – Но вы мне должны гарантировать…
Марина встала и крепко ухватила Глеба пальцами за подбородок:
– Малыш, а я не Госстрах, чтобы гарантировать. Я дала тебе слово – этого достаточно. Моему слову верят безоговорочно, потому что я его никогда не нарушаю. Понял? Тогда пошли, нас ребята заждались, нервничают, наверное.
Глеб покорно встал и пошел за ней к двери. В коридоре действительно нервничали Хохол и Леон, мгновенно и как-то синхронно отделившиеся от стены напротив, на которую опирались.
– Ну? – не выдержал Женька.
Марина улыбнулась и, не стесняясь никого, встала на цыпочки и поцеловала мужа в губы:
– Все в порядке, дорогой.
Хохол в очередной раз поразился выдержке и характеру Марины – провести явно непростой разговор один на один со стрелком, уговорить – или запугать – того так, что он согласился сдать собственного хозяина, а потом выйти с легкой улыбкой, как после приятного киносеанса… Так могла только Коваль.
– Я люблю тебя, – пробормотал он ей на ухо, заметив, что Леон отвел Глеба в сторону лестницы.
– Я это чувствую, – серьезно сказала Марина, – и мне это очень важно, Женя…
– Узнала что?
– Узнала. Но легче не сделалось, скорее – сложнее, – со вздохом призналась Марина. – Зелю можно зацепить только на его исторической родине, а это такие, прости, пердя, что даже думать не хочется.
– Мы сами! – решительно произнес Хохол. – Сами – я и Леон, вдвоем. Ты останешься здесь. И не спорь! Я не позволю больше, я, в конце концов, мужик!
– О-о, как тебя проняло-то, – насмешливо проговорила она, беря его под руку и направляясь к выходу. – Не надорвешься?
– Прекрати, Марина, я серьезно.
Женька уперся и не двигался с места, заставив и Марину остановиться.
– Ну, серьезно – так серьезно, я ж вроде и не спорю, – вздохнула она, поняв, что и не выйдет у нее спорить сейчас.
– И ты сделаешь так, как я скажу?
– А у меня что – выбор вдруг появился после твоего категорического заявления?
– Нет.
– Тогда не занимайся словоблудием. Я останусь, если ты так хочешь.
Хохол смотрел подозрительно, и она понимала – не верит, но не обижалась. Слишком часто она врала ему, слишком часто делала по-своему, чтобы вот так, враз, он взял и поверил ее словам. Но Марина уже решила – хватит, она устала везти все на себе. И если Женька предложил ей остаться, она останется. В конце концов, это не ее личные проблемы.
– Ты обещаешь мне, что будешь осторожен? – спросила она, заглядывая ему в глаза, и Хохол понял, что выиграл, и сегодня все пойдет так, как он решил.
– Буду, котенок. Я уже мало на что гожусь – руки-то, сама знаешь. Но пока ты там разговоры разговаривала, Леон намекнул, что мы и сами справимся, без этого сопливого разрядника, даже если он согласится.
– Женя, я его пожалела, – призналась Марина. – Пожалела, как пожалела бы сына. Ему и так всю жизнь изломали этой ненавистью, он же совершенно душевно больной, у него все черное внутри. Гришка все-таки сволочь, в который раз убеждаюсь.
– Шлепнуть бы родственника твоего, да ты ж запретила, – скрипнул зубами Хохол, представляя, с каким удовольствием собственноручно отвернул бы Бесу голову.
– Не надо, Женя… ты ведь знаешь… я сто раз имела шанс его убрать, но всегда помнила, кто он. Я не хочу такой вины перед Малышом.
– Малыш твой за такое сам бы на свои мажорские понятия плюнул, уж я-то это помню. Он за тебя вообще берега терял.
– Он мужчина.
– А ты? Ты сама за него сколько народа уложила, не помнишь?
– Помню. Но поверь – и за тебя я сделала бы точно то же самое. Но Бес… Женя, я не могу. Наверное, впервые в жизни чего-то не могу, понимаешь?