– Я не обижаюсь. И не сержусь. – Алексей поудобнее сел в кресле. – Я желаю ей счастья и успехов.
– Так, может, простите ее? Вы поженитесь, будете счастливы. Можете даже вместе работать. Я предложу вам хорошую должность. Так что всегда сможете держать свою жену под контролем.
– Когда жену надо контролировать – какая же это семейная жизнь? – возразил Гречин. – Супружеская жизнь должна основываться на любви и взаимном доверии. А если девушка отдает ключи от квартиры бывшего жениха посторонним людям, о чем можно говорить в таком случае?
– Согласен, – кивнул Колосков. И спросил: – А вам разве не интересно, какую должность я готов вам предложить?
– Я своей работой доволен.
– Это потому, что вы сейчас не нуждаетесь в средствах. У вас, как вам кажется, есть миллион долларов, но ведь денег может и не быть. Захотите их вернуть, предъявите к оплате вексель, а я возьму и его опротестую. Потому что подпись-то стоит не моя, вашей бывшей невесты, которая поставила ее по доверенности. Но отозвал доверенность как раз из-за утраты доверия к ней. А денег ваших, разумеется, в глаза не видел. Марина будет уволена. Вполне возможно, попадет под судебное разбирательство. Вы потеряете деньги, она – свободу. Вам разве не жалко своих денег и ее саму?
– Жалко, – признался Гречин.
– Ну вот! – обрадовался Колосков. – А вы говорите, что вас устраивает должность заместителя начальника отдела в полицейском управлении. Что там есть такого, что могло привлечь вас? Вот ваш начальник Павловский давно сообразил, для чего нужна форма. У него есть такие же умные друзья в налоговой инспекции, в прокуратуре, в арбитражном суде. Со многими его познакомили я или Дарькин. Хотя сейчас, чтобы захватить любое предприятие, много ума и не требуется, достаточно лишь одного желания. Ну и связи надо иметь, разумеется. Налоговая изымает для проверки документы, потом происходит переоформление предприятия на подставных лиц, предприятие дробится и распродается по частям. А если бывшие владельцы начинают искать правду, то попадают под полицейский пресс. Так что полковник Павловский сейчас весьма богатый человек. Очень скоро он достигнет необходимого возраста и уйдет на пенсию. Уйдет далеко еще не старым человеком, обеспеченным и с большими планами на дальнейшую жизнь в далекой стране на берегу теплого моря в окружении многочисленной прислуги. И вы могли бы иметь то же самое, не опасаясь служебных расследований и прочей головной боли. Все это я вам обеспечу, если вы согласитесь возглавить службу безопасности моего предприятия.
– У вас же есть старый приятель, – напомнил Алексей.
Колосков кивнул и, погрустнев, произнес:
– Был. Только вчера именно вы застрелили его. Мой приятель решил сам съездить к водителю Дарькина. Сказал, что потеряет квалификацию, если не будет заниматься постоянно любимым делом. Заехал к Коровину, закрыл вопрос с ним. А вот с шофером не повезло. Подскочили мои люди к его дому как раз в тот момент, когда вы с коллегой засовывали важного свидетеля в свою машину. Пальнули по вам, решили, что положили всех троих, поехали уже, а вы начали стрелять. Мой старый приятель как раз за рулем был, и пуля ему в шею попала. Как он доехал до заправки, просто удивительно. Правда, там езды всего минута. Ребята ему шею замотали чем-то, из машины вытащили, но он тут же, как говорится, и отошел в мир иной. В полном сознании был. Понял, что помирает, хрипел и матерился. А специалист был хороший – в девяностых мне часто оказывал разные услуги. Чисто работал. Но, видимо, и в самом деле потерял квалификацию.
– Неужели вы думаете, что я смогу стать киллером? – поразился Гречин.
– Кто сказал «киллером»? – переспросил Колосков и покрутил головой, словно собирался увидеть в комнате еще кого-то. – Начальник службы безопасности нужен для того, чтобы мне жилось и работалось спокойно, чтобы я знал, кто копает под меня и что замышляет, и чтобы я был уверен: ни одна проблема меня не коснется.
– Проблема вроде нынешней? – поинтересовался Гречин.
– Это вы о чем? – изобразил непонимание Колосков. – Вероятно, вы имеете в виду домашнее видео Дарькина. Но смею вас заверить, что проблемы никакой и нет. Мне публикация или тиражирование этих записей повредить не могут: я – не чиновник, не Генеральный прокурор, вроде того, кого однажды засняли с двумя проститутками. Я бизнесмен и волен делать, что захочу. Но не в том дело. Перед тем, как я направился к вам, мне позвонила некая дама. Прокурор, кстати. Вы понимаете, о ком я говорю? Она сказала, что все диски у нее, и предложила мне их выкупить. Я сначала отказался, а потом перезвонил и дал согласие. Дама просит всего миллион евро. Цена небольшая, если учесть, какое наслаждение я получу, наблюдая за сексуальными развлечениями людей известных… Поэтому если вы решили, будто я предлагаю вам место в своей фирме только ради того, чтобы выйти на архив Дарькина, то вы ошиблись. Я и раньше интересовался вами, спрашивал даже о вас у Павловского, и полковник отозвался о вас не очень лестно. Знаете, он вас, непонятно за что, ненавидит. Следовательно, вы именно тот человек, который мне нужен. Между нами: ваш начальник – патологический трус и жмот. Именно у таких людей развивается склонность к садизму.
– Я думаю, недолго ему осталось эту склонность удовлетворять, – произнес Гречин.
– Возможно. Но его будущее менее всего должно интересовать вас. Подумайте о себе. Конечно, я предложил вам место у себя в фирме не только потому, что высоко ценю ваши профессиональные навыки, а еще и потому, что вы слишком много знаете. Человек, владеющий такой информацией, просто должен работать у меня. Иначе ему вообще не стоит жить.
– Вы мне угрожаете? – спросил Алексей.
Колосков пожал плечами.
– Отнюдь. Просто довожу до сведения. Способов убеждения у меня много. Но признайтесь, вы охотились за этим компроматом не ради справедливости, а ради удовлетворения собственных скрытых желаний. Как говорится, каждый охотник желает…
– Да пошел ты! – усмехнулся Алексей и добавил: – Извращенец!
Виталий Степанович поднялся, застегнул пуговицу на пиджаке и позвал:
– Ребята, зайдите сюда!
И тут же в комнату вошла уже знакомая Гречину троица.
– Мне надо мчаться по делам, – сказал своим псам Колосков, – и наш гость останется пока здесь. Проследите, чтобы ему было комфортно.
Финансист направился к выходу, но перед тем, как переступить порог, заметил:
– Мне нравится один психологический прием, который применяли следователи в сталинское время. Когда подследственный оказывался стойким и не хотел признавать вину, не желал называть сообщников, которых у него, вполне вероятно, и не было, когда он молчал под пытками, делалось следующее. В допросную приводили его жену или, если человек был в возрасте, дочь. Потом приводили трех или четырех одуревших от воздержания уголовников, которым приказывали насиловать женщину или девушку, обещая им послабление режима. Какой любящий муж или отец сможет смотреть на это? Я вас уверяю, тут же ломались самые стойкие. С собственной жизнью арестованные уже простились, но не могли допустить, чтобы на их глазах…