Взрослый же Икер даже не пытался заглянуть во взрослого Альваро: того и гляди – провалишься в узкое горлышко сидровой бутылки. Да так, что потом и не выбраться никогда, сколько ни хватайся руками за гладкие стеклянные стенки. А становиться ночным мотыльком, дневной бабочкой или потерянным ребенком вовсе не входило в планы Субисарреты.
Он – полицейский, и этого вполне достаточно.
А тип за стойкой «Старой подковы», если кого и напоминал, то только гусеницу. И воплотиться в бабочку у него не было никаких шансов, даже Альваро с его недюжинным воображением не смог бы превратить его во что-нибудь приличное.
Наверное, это и есть Питер. Осел и брат утопленника Андреса по совместительству.
– Закажете что-нибудь или так и будете на меня пялиться? – спросил осел равнодушным голосом.
Но последние тридцать секунд инспектор пожирал глазами вовсе не нынешнего владельца «Старой подковы», а простенок между кофемашиной и полкой с сиропами. Там, среди нескольких выцветших литографий с видами Брюгге, висел карандашный рисунок.
И это был рисунок Альваро Репольеса.
Подобные прихотливые линии Икер узнал бы из тысяч других. Только Альваро был способен рассказать о человеке больше, чем видно глазу. Чем человек сам знает о себе. Вопреки ожиданиям, на листе бумаги были изображены не пейзаж, не женщина – мужчина.
Не старый, но и не очень юный, возможно, ровесник Икера. Ровесник самого Альваро. Появись он в кафедральном соборе Памплоны четверть века назад, на одного друга в их маленькой компании уж точно стало бы больше. К художнику Альваро и просто сорванцу без особых талантов Икеру прибавился бы еще и мечтатель по имени Андрес.
Почему Субисаррета вдруг решил, что это Андрес? И почему ему показалось, что Андрес был мечтателем и никем другим? Да нет, не показалось. Он точно знал, что Андрес – мечтатель, об этом сказал ему рисунок. Детское восприятие никуда не ушло, вот и сейчас, следуя за линиями на бумаге, как за дудочкой Крысолова, Икер видел недоступное глазу:
мечтателем Андреса сделало одиночество.
Он не смог или не захотел вырваться из Брюгге, переплыть канал, пересечь мост. Он остался там, где жили его предки, он занимался тем же, что и они: варил кофе, разливал по чашкам горячий шоколад. Рассматривал чужие, диковинные судьбы в остатках кофейной гущи и чувствовал себя вполне комфортно, пока однажды не встретил женщину. И… влюбился, как влюбляются только мечтатели: с первого взгляда. Эта женщина была случайной гостьей в Брюгге, в «Старой подкове», и от Андреса она ждала только кофе, а к его любви осталась равнодушной. И тогда…
Стоп-стоп.
О женщине Икер знает от хозяйки «Королевы ночи», об Андресе и Питере – тоже, и рисунок здесь ни при чем. Ценность рисунка вовсе не в том, что он вновь пробудил к жизни детские фантазии Икера, а в том, что он может послужить вещественным доказательством в деле пропавшего художника.
Стоп-стоп.
Нет никакого дела, никто не заявлял о пропаже Альваро Репольеса (единственная его родственница, памплонская тетка, умерла лет десять назад), и Субисаррета приехал сюда как друг, а не как полицейский.
– Это ведь ваш брат, не так ли? – спросил Икер, указав на рисунок за спиной осла Питера.
– Какая вам разница? – огрызнулся тот.
– Никакой. Просто я знаю, кто нарисовал его.
– А я – нет.
– Могу рассказать. Его нарисовал тот самый человек с фотографии, которого я ищу. Выходит, он заходил сюда.
– Что это меняет, если лично я его не видел?
– Он был знаком с вашим братом?
– С моим братом был знаком целый город, что с того?
Лицо Питера болезненно морщится, но не потому, что ему жаль покойного Андреса, а потому, что его раздражают даже случайные напоминания о нем. Так и есть, извечное соперничество двух братьев: всеобщего кофейного любимца и бедняги-неудачника, неспособного управлять даже таким маленьким заведением, как «Старая подкова». Дела в нем идут из рук вон, это видно невооруженным взглядом: кроме Питера в кофейне присутствуют лишь двое: Субисаррета (благоразумно отказавшийся от кофе местного разлива) и девушка-официантка, до сих пор она не произнесла ни слова. И не участвовала в разговоре, больше похожем на ленивую перебранку.
– Но человек с фотографии был приезжим.
– Приезжих здесь полно, все прутся в Брюгге, как будто им здесь медом намазано. Если начнешь вспоминать каждого – жизни не хватит.
Ничего он не добьется от упрямого осла, ничего! Будь здесь все полицейское управление Сан-Себастьяна и полицейское управление Бильбао в придачу – результаты были такими же плачевными.
– Я бы хотел взглянуть на рисунок поближе.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Проклятый идиот!
Хорошо еще, что Икер, наученный горьким опытом визита в «Королеву ночи», не стал распространяться о том, что он – «частное лицо». Самое время вынуть свое полицейское удостоверение и нащелкать им по носу проклятому идиоту. Может быть, там где бессильны люди, сработает бумажка?
Ну, что-то ты теперь скажешь, осел?
– И чего вы хотите? – спросил Питер, не проявивший к документам Субисарреты ни капли почтительности.
– Повторяю для особо непонятливых: я хотел бы взглянуть на рисунок поближе. Или мне сходить за кем-нибудь из местных представителей закона, чтобы мы рассмотрели его коллегиально?
На этот раз осел не стал упрямиться и, сняв этюд Альваро со стены, едва ли не бросил его на стойку перед инспектором.
– Давно надо было от него избавиться, – проворчал он.
Икер хорошо помнил привычку Альваро проставлять даты в правом нижнем углу любого из своих рисунков. Иногда, если было настроение, он придумывал к ним забавную подпись. Но подпись могла и не случиться, а даты стояли всегда. Вот и теперь Субисаррета обнаружил искомое:
05.05.
Пятое мая, а из Сан-Себастьяна Альваро вылетел четвертого, все сходится. И лишь вопрос, что он делал в «Старой подкове», остается непроясненным. Ведь, если верить хозяйке «Королевы ночи», он искал башню Белфорт, а вовсе не кофейню. Возможно, Альваро должен был встретиться с кем-то у башни, но у него еще оставалось время. И он завернул сюда, чтобы скоротать полчаса. Или час, или пятнадцать минут. Или – чтобы просто отдышаться и собраться с мыслями. И забросить что-то в желудок заодно. Учитывая, что «Старая подкова» – ближайшее к пансиону кафе, а Альваро ушел от фламандки, не позавтракав, – такой вариант не исключен.
– Значит, вы не видели человека, который нарисовал портрет вашего брата? – еще раз переспросил Икер, не надеясь, впрочем, на положительный ответ.
– Полгода назад? – зачем-то уточнил осел.
– Да.
– В то время меня не было в Брюгге. Здесь вам любой это подтвердит.