И где в таком случае вторая?
Но спрашивать про кошку совсем уж глупо, поэтому инспектор решает сосредоточиться на ангельской матери: вдруг девчонка, со свойственной детям непосредственностью, расскажет ему что-нибудь интересное о предмете воздыханий гостиничного администратора. И о саксофонисте заодно.
– Куда же она подевалась, твоя мама?
Ответ поражает Субисаррету в самое сердце, так он безыскусен и страшен одновременно:
– Ее убили. Как и того человека, который здесь жил.
– Вот черт, —
Икер чувствует себя совершенно беспомощным, остается лишь возненавидеть себя за случайно вырвавшуюся идиотскую фразу, при чем здесь «черт»? Совершенно ни при чем, но и другой, подходящей случаю фразы не находится: все эти «соболезную», «мне очень жаль», «прости», снуют в голове Икера, как рыбы на мелководье, но приноровиться и ухватить хотя бы одну из них не получается.
Рыбак из Субисарреты – тот еще, да и скаут неважнецкий, и небесный охотник, и похититель снов; темно-синие глаза ангела становятся еще темнее, и это – та самая темнота, которой так боялся десятилетний Икер.
Темнота под кроватью.
– Все в порядке, – ровным голосом произносит ангел. – Это случилось давно, когда мне было три года. А теперь мне восемь, и все в порядке.
– Соболезную… – рыба, наконец, поймана.
– Ты не обязан.
– Я просто…
– Я ведь сказала – все в порядке.
– Ладно, проехали, – сдается, наконец, Субисаррета. – Но ты же с кем-то приехала сюда, кроме кошек?..
Скажи она, что путешествует одна (и вовсе не с кошками, а с драконами или саламандрами); придумай любую небылицу, какими обычно бывает забита голова любого восьмилетнего ребенка, – Икер бы поверил ей с ходу. Это противоречит одному из самых важных жизненных правил инспектора Субисарреты, которого он до сих пор строго придерживался: «Если не знаешь человека никогда не верь ему на слово». Но с девчонкой правило не срабатывает, хотя они знакомы не больше десяти минут, ну что за напасть? Самое настоящее стихийное бедствие, а все из-за ее потемневших, неуловимо меняющихся глаз.
– Лали!.. – раздается за их спинами негромкий голос.
Далее следует короткая тирада на неизвестном инспектору, но чрезвычайно мелодичном языке. Или ему только показалось, что язык мелодичен, а все дело в самом голосе? Обернувшись, он видит тонкий силуэт женщины с кошкой на руках, вторая трется об ее ногу, – все животные в сборе, пропажа обнаружилась сама собой.
Ангел вскакивает и тут же небрежно сует руки в карманы, изображая независимость. Но через несколько мгновений, чудесным образом не потревожив ни одну из желтых полос, оказывается рядом с женщиной. За этим следует короткий диалог все на том же языке, после чего девчонка исчезает в пространстве коридора, даже не бросив прощального взгляда на инспектора. До этой минуты Субисаррета даже не задумывался о национальной принадлежности ангела: они разговаривали на испанском, и девчоночий испанский был безупречен. Но ведь они явно не испанки – ни девчонка, ни кошачья богиня… Их выдает масть, слишком светлая; впрочем, разглядеть женщину Икер еще не успел, так откуда же всплыло это определение – кошачья богиня?
Из-за кошек, из-за чего же еще? – мысленно успокаивает себя инспектор. В отличие от ангела, они даже не пытаются изобразить из себя независимых существ, они как будто приклеились к женщине и ни за что не хотят отлипать.
– Ола, – произносит женщина.
– Вы говорите по-испански?
Она качает головой, силясь понять Икера или что-то вспомнить, и, наконец, находит нужное: «ноу абла эспаньол».
Я не говорю по-испански.
На вид ей около тридцати, или слегка за тридцать; короткая стрижка открывает шею и маленькие аккуратные уши. Все остальное так же безупречно: линия лба, тонкие, слегка нахмуренные брови, высокие скулы. Ее можно было бы назвать смуглой, но это не испанская подкопченная смуглость, какая-то другая. На первый взгляд в молодой женщине нет ничего особенного, среднестатистическая милашка, из тех горнолыжных милашек, которым подмигивал Альваро в Доломитовых Альпах. Такой, пожалуй, решился бы подмигнуть и сам Икер, без всяких катастрофических для себя последствий.
Тогда почему в нем нарастает предчувствие катастрофы?
Гораздо более серьезной, чем темнота под кроватью. От детских страхов легко отмахнуться, к примеру, взять и вырасти, стать полицейским инспектором. Но и инспекторы полиции изредка прогуливаются по мелководью с закатанными по колено штанами; отправляются в парк или – паче того, берут отпуск на неделю, чтобы скрыться от всех в охотничьем домике посередине дикого, реликтового леса (одна из предутренних грез Субисарреты, которая никогда не осуществится). Опасность состоит в том, что в лесу можно наткнуться на капкан браконьера, искусно задекорированный листьями папоротника – самого красивого, по мнению Икера, растения. Самого загадочного. И глазом моргнуть не успеешь, как, отвлекшись на папоротник, окажешься в капкане.
И ни одной живой души кругом, это ли не катастрофа?
Капкан – вот что живо напоминает Субисаррете лицо молодой женщины, – загадочное, как папоротник. И такое же красивое. Да, да, его можно назвать красивым, а не милым, симпатичным или приятным. Устоял бы Альваро Репольес перед этим лицом-папоротником, лицом-капканом? Как художник, как мужчина? Неизвестно, но имя одной из жертв уже отпечаталось в сознании Субисарреты: гостиничный примитив Аингеру.
– Я немного владею английским, – произносит Икер.
– Отлично, – оживляется кошачья богиня. – Тогда мы сможем побеседовать. Вы ведь хотели поговорить со мной, не так ли?
Еще одна провидица!
– Не только с вами, но начать можно и с вас. Я – инспектор Субисаррета, представляю здесь полицейское управление Сан-Себастьяна. Вы, наверное, уже знаете, что здесь произошло?
– Дурные вести распространяются быстро.
– Итак…
– Итак? —
во взгляде женщины нет той бесцеремонности, которая сопутствовала взгляду ангела, но и особого любопытства в нем нет. Этот взгляд можно назвать спокойным. Бестрепетным, как если бы она собиралась обсудить падеж крупного рогатого скота в Монголии. Или политическое устройство Непала. Любую вещь, находящуюся на максимальном отдалении от реалий ее собственной жизни.
А ведь речь идет об убийстве, совершившемся совсем рядом, у обычного человека это вызвало бы хоть какую-то реакцию. Хоть минимальный всплеск эмоций.
– Девочка приехала сюда с вами? – инспектор планировал начать разговор с возможной свидетельницей совсем не так, но, что сказано – то сказано.
– Да.
– Вам не мешало бы получше следить за ребенком. Ему вовсе не обязательно отираться рядом с местом преступления. И пропавшая кошка этому не оправдание…