– Знаешь такого парня – Виктора Варади? У него старый «форд».
Снова надменный полусонный кивок.
– Сделаем так. Ты меня к нему проводишь, а я отдам тебе мяч.
– Сделаем так, – после непродолжительного молчания лениво процедил цыган. – Я вас к нему провожу, а вы дадите мне десять евро.
– Не многовато ли? – шумно удивился Субисаррета. – Я и так знаю, где он живет. В этом синем доме, за моей спиной. Квартира номер 41-Б.
– Пять. Пять евро, и я кое-что расскажу вам о Викторе.
– Идет.
…Дверь подъезда оказалась незапертой, в отличие от собственного дома Субисарреты, в отличие от любого дома в Сан-Себастьяне. Дверь не заперта и испаскужена граффити, в самом подъезде воняет какой-то кислятиной и нет лифта. Наверх, к квартире 41-Б, ведет захламленная лестница. Трудно поверить, что человек, работающий в приличном отеле, выбрал для проживания такую дыру.
Ах, да. Виктор копит на учебу в университете, и, должно быть, у него каждый евро на счету. А Субисаррета готов расстаться с целыми пятью за сомнительную информацию от сомнительного мальчишки.
– Нам на самую верхотуру, – заявил мальчишка. – Четвертый этаж.
Никакого другого и быть не может, исходя из номера квартиры: эти сведения потянут не больше, чем на двадцать центов.
– Ты живешь здесь? – спросил Субисаррета, довольно ловко огибая лестничный мусор: пустые банки из-под кока-колы, рваные газеты и полиэтиленовые мешки.
– Нет. Здесь живет Виктор. Вам ведь нужен Виктор?
В доме Виктора не слишком хорошая звукоизоляция. До Субисарреты доносятся обрывки телепередач, чьи-то вздохи и всхлипы, звон посуды, тонкий собачий лай.
– Так что ты хотел рассказать мне о Викторе, дружок?
– Деньги вперед.
– Хорошо, – поколебавшись секунду, Субисаррета достал бумажник из внутреннего кармана пиджака и вынул купюру в пять евро. Но не отдал ее ушлому цыганскому засранцу, – помахал бумажкой в воздухе. – Я слушаю.
– Виктор – нищеброд. И он не водит к себе шлюх.
– Небогато.
– Виктор – странный. У него не все дома. И он должен мне двадцать евро.
– Ничем не могу помочь.
– Вы – не его друг.
– Нет.
– Потому что у него нет друзей. Он никому не нужен. Никому не был нужен до вчерашнего дня.
– А что же произошло вчера?
– Он всем резко понадобился.
– Кому?
– Э-э…
Судя по всему, с купюрой все же придется расстаться.
– Так кому мог понадобиться Виктор Варади?
– Пять евро, – снова напомнил мальчишка.
– Держи.
– Одному типу, – процедил засранец, как только деньги перекочевали в его ладонь. – Раньше я его здесь не видел. Никогда. И одет он был так же, как и вы.
– Да? – озадачился Субисаррета.
– Такой же гребаный чистюля.
– Значит, чистюля искал Виктора?
– Он просто спросил, где живет Виктор.
– И ты его проводил?
– Он сказал, что провожать его не нужно.
– А потом?
– Потом они уехали, Виктор и тот тип. Я видел, как они вдвоем выходили из подъезда. Минут через двадцать. Может, через полчаса. Сели в машину Виктора и уехали.
– Когда это произошло? Днем, вечером?
– Во второй половине дня.
– Ближе к вечеру?
– Около четырех.
– А что это был за тип? Ты можешь его описать?
– Наверное.
– Ну?
– Десять евро, – распялив рот в ухмылке, заявил юный вымогатель.
– Мы договаривались о пяти, – напомнил Субисаррета. – И ты их уже получил.
– За Виктора. А тот тип стоит дороже.
Самое время вынуть полицейское удостоверение. А лучше – ухватить цыганского засранца за грудки и уже потом вынуть удостоверение. Но, вместо удостоверения, инспектор, тяжело вздохнув, вынимает десятку и сует ее в руки мальчишки.
– Слушаю.
– Он черный.
– Черный?
– Ну да. Черномазый. Негр. Высокий. С такими маленькими косичками на башке…
– Дредами?
– Ну да. Чертова уйма косичек. А еще у него был золотой медальон.
– И кожаные браслеты?
– Браслетов я не видел.
Дреды. Золотой медальон. Все это вкупе с «чистюлей» и «черномазым» выдает в неизвестном Исмаэля Слуцки – саксофониста, проживающего в той же гостинице, где работает Виктор Варади. Что может связывать респектабельного постояльца отеля и человека из обслуги, даже имя которого нет необходимости запоминать? Уж точно не детская дружба.
– Вспомни хорошенько, что сказал тебе тот тип.
– Он спросил, не знаю ли я парня по имени Виктор.
– И все? Фамилию он не называл?
– Нет. Но я сразу понял, о ком идет речь. Виктор здесь один.
– А потом?
– Потом спросил, где он живет.
– Он не знал точного адреса?
– В руках у него была маленькая бумажка, он все время в нее пялился.
– Тот тип… Он был похож на парней, которые шляются по набережной?
– Черномазых барыг со всякой фигней? Нет.
– А на кого он был похож?
Лицо цыганского засранца выражает страдание: очевидно, интенсивная умственная деятельность дается ему с трудом.
– Он был похож на черномазого, – изрекает, наконец, мальчишка. – У которого водятся денежки. И в каждом кармане по лопатнику.
При первой встрече с Исмаэлем сходные, хотя и не столь вульгарные мысли промелькнули у самого Субисарреты, а еще он подумал о принце крови.
– И что? Ты, должно быть, облегчил его лопатники на пару-тройку монет?
– Нет, – в голосе засранца не слышно сожаления. – К такому за просто так не подъедешь…
А к полицейскому инспектору, значит, можно?.. Икер испытывает совершенно иррациональное желание удавить засранца. Но вместо этого ограничивается вопросом:
– Это еще почему?
– Потому. Связываться с таким – себе дороже.
Цыганские засранцы вне зависимости от возраста – отличные психологи. Разбираться в людях, пусть и интуитивно, – основное условие выживания во враждебном мире. Очевидно, чистюля Исмаэль в глазах мальчишки – намного более серьезная фигура, чем полицейский инспектор Субисаррета; но на чем зиждутся подобные умозаключения?.. Исмаэль – вежливый и воспитанный молодой человек, талантливый саксофонист, от него не исходит никакой опасности. Неужели чумазый щенок увидел в нем что-то, что оказалось скрыто от Икеровых глаз?