Что может быть хуже, чем сойти с ума? Только одно: сойти с ума на глазах своего подчиненного. Икеру стоит большого труда сохранять самообладание, пока Микель с любопытством рассматривает жилище ночного портье.
– Значит, вы наблюдали за стоянкой отсюда? – говорит он, подходя к Субисаррете и вглядываясь в пейзаж за мутными стеклами.
– Да.
– И не заметили свой «сеат»?
– Не особенно я и всматривался, – бормочет Субисаррета.
– А что тут всматриваться? Он же здесь как на ладони.
Икер чувствует пульсирующую боль в затылке, она не дает собраться с мыслями, а те, которым удалось прорваться сквозь выстроенный болью барьер, совсем не утешительны:
он сошел с ума. Спрыгнул. Сдвинулся. Чокнулся. Он видит то, чего не существует в действительности.
– И мотель, – Субисаррета старается, чтобы его голос звучал как можно более нейтрально. Он не должен ничего утверждать, но и отрицать не должен, чтобы Микель не заподозрил неладное.
– Вы назвали его по-другому.
Субисаррета назвал его ровно так, как указано на вывеске, черт возьми! А Микель не видит ее, не видит! А ведь Икер надеялся, что с появлением в квартире Варади его помощника все станет на свои места.
Не случилось. Но Микель не должен заподозрить неладное.
– Меня неправильно информировали.
– Бывает. Ну и духотища!
Только теперь Субисаррета замечает, что по лицу Микеля градом катится пот, он то и дело приоткрывает рот, как рыба, вытащенная из воды, а на его футболке проступили темные пятна. Сам же инспектор никакого особого дискомфорта не ощущает. Воздух в крысиной норе спертый, – это да, квартиру давно не проветривали.
Но здесь совсем не душно.
Скорее наоборот, прохладно. Как может быть прохладно в комнате без отопления поздней осенью. В то самое время, когда за окном идет нудный дождь. В реальности Субисарреты так и происходит. В реальности норной собаки Микеля, который стоит в полуметре от инспектора, все наоборот. В реальности Микеля – июльская духота запертого дома.
– Я открою окно, если вы не возражаете, шеф?
Отличная мысль! Субисаррета готов едва ли не расцеловать помощника. Сейчас Микель откроет окно и все изменится!
Несколько секунд норная собака, сопя и напрягая мышцы на руках, пытается справиться с рамой, но ничего не выходит. Присмотревшись к окну (то, что не сообразил сделать Субисаррета), Микель наконец изрекает:
– Вот черт! Оно заколочено!
Теперь и Субисаррета видит шляпки гвоздей, вбитые в дерево, их около двух десятков. Виктор Варади использовал самые большие гвозди из тех, что продаются в скобяных лавках, от чего он хотел защититься?
От вечных дождливых сумерек? Икер почему-то уверен, что ночной портье «Пунта Монпас» видел то же, что и он сейчас: черно-белую автостоянку, выписанную прямиком из середины прошлого века. Как долго она маячила у Виктора перед глазами? Достаточно – для того, чтобы обзавестись соответствующим времени гардеробом и нацепить на ветхий холодильник фотографию забытой звезды Риты Хейворт. В щупальцах чертовой стоянки запутались так же раритетный телефон и раритетный фотоаппарат. Или это Рита, с фотоаппаратом в одной руке и телефонной трубкой в другой, открыла временную дыру? Причинно-следственные связи ускользают от инспектора. А стояночный сумрак переползает в его несчастную голову.
Чтобы он не овладел им окончательно, нужно держаться поближе к Микелю, да!
– Даже вентилятора нет! – продолжает сокрушаться помощник. – Что за урод здесь живет?
– Это я и хочу выяснить… Я хочу понять этого самого… урода.
«И заодно понять, что происходит со мной», – мысленно добавляет инспектор.
– Вы говорили, что нашли его форменную рубаху.
– Да. И выглядит она не очень презентабельно. Хочешь взглянуть?
По пути в ванную Субисарретой неожиданно овладевает страх: что, если рубаха и все остальное, включая висящие на прищепках фотографии, являются той частью реальности, где существует мотель «D.O.A.», а вовсе не полуразрушенный мотель «Королева ночи»?
Оправдаться его страху не суждено, Микель некоторое время изучает рубаху, после чего задумчиво произносит:
– Не похоже, чтобы он просто порезал палец… И носовым кровотечением не пахнет.
– Упакуй ее. Отвезем в судмедэкспертизу.
– Хорошо, шеф.
Микель, самый настоящий молодчина, лишних вопросов он не задает. А мог бы, учитывая то, что его непосредственный начальник, проработавший в криминальной полиции больше десятка лет, ведет себя совсем не профессионально. Он вторгся в чужое жилище без санкции прокурора (должностное преступление), провел такой же несанкционированный обыск (должностное преступление) и сейчас производит выемку вещей без всякой описи (должностное преступление).
Целый букет должностных преступлений, но на старину Микеля можно положиться.
– А фотографии? – спрашивает Микель. – Их тоже прихватить?
– Фотографии я отберу сам.
– Это – тот самый урод, что здесь живет? – Микель щелкает пальцем по ближайшей, где запечатлен гневающийся неизвестно на что рисовальщик комиксов и фотолюбитель.
– Да. Виктор Варади собственной персоной.
– Физиономия какая-то… маньяческая…
Микель выходит из ванной, прихватив рубаху ночного портье, а Субисаррета несколько минут раздумывает, стоит ли брать фотографии. Возможно, они имели бы ценность для специалиста, составляющего психологические портреты преступников, но объявлять Виктора преступником (даже учитывая окровавленную рубаху) пока нет оснований.
Он – всего лишь «странный тип». Не больше, но и не меньше, хотя иметь пару снимков Виктора в личном архиве не помешает. Убив еще минуту на изучение снимков, Субисаррета останавливается на трех: Виктор крупным планом, Виктор средним планом и общий план какого-то заброшенного цеха с установленными в несколько рядов большими морозильными камерами. Холодильники инспектор вытащил из поддона с обрезками и засвеченными листами фотобумаги. Почему инспектор выбрал именно этот снимок? Поначалу кажется, – из чисто эстетических соображений: «фотография с настроением» – вот как это называется. Но потом Икер вспоминает, что видел похожий план с холодильниками в комиксе Виктора, в одном из них валялся очередной bang-bangовый трупешник.
Вернувшись в комнату, он застает Микеля за разглядыванием альбома с картинками из жизни ши-фу Эла и псевдо-Риты.
– Нам пора, – сообщает Субисаррета, но Микель вовсе не торопится захлопнуть альбом.
– Лихо, – говорит он, прищелкивая языком. – Просто здорово.
– Не знал, что ты любитель комиксов.
– Вы и не спрашивали.
– Значит, комиксы тебе нравятся?