– Тебя это не удивляет?
– Нет. В гостинице живут кошки.
– И они только то и делают, что трутся об орудие преступления?
– Мало ли… Волоски могли прилипнуть в самый последний момент, когда с палкой расхаживал старик. А он не имеет никакого отношения к случившемуся.
– Допустим. Просто само их присутствие показалось мне странным, вот и все. Но тебе виднее…
– Да.
– Теперь еще об одном секрете этой замечательной трости…
Сказав это, Иерай осторожно взял трость и повернул набалдашник против часовой стрелки. Еще пара поворотов – и верхняя часть отделилась от нижней.
– Как я и предполагал, в основание когда-то был залит свинец, оттого и удар получился смертельным.
– А я думал, внутри окажется шпага, – Икер улыбнулся. – В крайнем случае стилет.
– И без всяких дополнений это – само по себе грозное оружие.
– Любопытно, как эта трость вообще оказалась в Сан-Себастьяне. У ночного портье…
– Тут я тебе не помощник, старина.
…После разговора с экспертом Субисаррета поехал в «Пунта Монпас». Во-первых, для того, чтобы сообщить Касперу, что его воссоединение с тростью откладывается на неопределенное время. А во-вторых… Было еще кое-что, что мучило инспектора с того момента, как он углубился в детали этого мутного дела. Это «кое-что» не имело отношения ни к швейцарско-бенинской троице, ни к Лауре, ни даже к покойному Кристиану Платту. Но оказалось прочно связанным с Виктором Варади.
A M A D I
Надпись появлялась и исчезала, и снова появлялась, – и тогда Икер, наконец-то, вспомнил, что подспудно мучило его все эти дни. Пленка из вестибюля «Пунта Монпас» с запечатленной на ней ночью Виктора Варади. Виктор читал, жевал мармеладки, имитировал броски по баскетбольному кольцу, в упор не видел окруживших его ориенталов и… что-то написал на стекле входной двери.
Даже сейчас, по прошествии нескольких дней, Субисаррета легко восстановил в памяти этот момент: вот Виктор спускается по лестнице, подходит ко входной двери в отель, дышит на стекло, после чего проводит по нему пальцем; палец не отрывается от стекла несколько секунд, движется то вверх, то вниз. Впечатление такое, что Виктор что-то пишет на стекле.
А если это не просто впечатление и он действительно что-то написал?
Спустившись с этажа, где только что произошло убийство. Отпущенный на свободу конвоирами-ориенталами. Что он хотел сказать и кому адресовалась надпись?
Субисаррета повел себя как дурак, не придав значения этому жесту ночного портье. Он должен был исследовать стекло миллиметр за миллиметром, вдруг следы надписи сохранились? И сделать это нужно было сразу после просмотра пленки! Не исключено, что трудолюбивый персонал «Пунта Монпас», блюдя чистоту, драит прозрачные поверхности денно и нощно. Если это так – Субисаррета пропал, остается только утешать себя тем, что ничего судьбоносного на стекле выведено не было. Или, в крайнем случае, там был указан результат последнего матча «Реал Мадрид» – «Барселона». А-а, нет! О футбольных пристрастиях Виктора Варади неизвестно ничего, равно как и о пристрастиях баскетбольных.
Возможно (и даже скорее всего), это что-то связанное с Ритой Хейворт. Строчка из «Блю пасифик блюз» —
А дьявольский дождь все стучит и стучит в ваше окно.
В ту ночь небо над Сан-Себастьяном было чистым.
…На ресепшене Субисаррета не увидел гостиничного великомученика Аингеру, его место занял смуглый испуганный юнец. Испуг перешел в ужас, как только инспектор сунул ему под нос свою корочку.
– Что-то случилось? – проблеял смуглолицый.
– Даже если что-то случилось, вы к этому отношения не имеете. Первый день на дежурстве?
– Да.
– Кто-нибудь мыл стекла сегодня или вчера?
– Сегодня точно нет. Но обычно их моют раз в неделю. Я могу поинтересоваться у кого-нибудь из технического персонала.
– Не стоит.
Бросив это, Субисаррета подошел к двери и приблизил лицо к стеклу: как и следовало ожидать, никакой записи не было и в помине.
Ты-дыщ!
Ощущение было именно таким: Икер с размаху налетел на невидимую преграду и по лицу его умудрились проехаться «фордовские» дворники, окончательно стерев надежду. И тогда он (скорее машинально, чем преследуя какую-то цель, подышал на стекло. В точности повторил все то, что делал Виктор Варади двое суток назад. Субисаррета ошибся всего лишь на несколько десятков сантиметров, но даже эта небольшая погрешность не помешала возникнуть свету в конце туннеля. Свет был неярким, чтобы разглядеть его, Икеру пришлось напрячь зрение. Едва заметный абрис букв прочитывался с трудом, но все же прочитывался:
EAU, 34.
Очевидно, это самый конец слова или фразы; и нужно взять левее, чтобы ухватиться за ее начало. Икер дышал на стекло снова и снова, прославляя в душе персонал отеля, оказавшийся вовсе не таким образцовым. В конечном итоге на стекле вырисовалась довольно странная надпись:
COTONOU, RUE DU RENOUVEAU, 34.
Снова французский. Все словно помешались на французском, неужели сказывается близость Сан-Себастьяна к французской границе? Или этот французский вырос совсем в других местах и совсем на другой почве? Во время их с Арзаком ритуальных танцев вокруг трости Иерай сказал: «Половина Африки говорит на французском, последствия колонизации», а уж всезнайке-эксперту можно поверить на слово. Но и Икер не такой уж дурак, во всяком случае, «rue» он может перевести самостоятельно, не прибегая ни к чьей помощи: «rue du Renouveau» означает ничто иное, как «улица Ренуво». А что означает ренуво — не так уж важно, это всего лишь адрес.
Улица могла бы находиться в соседнем Биарицце, или в соседнем баскском Байонне, лишь по недоразумению оказавшемся в составе Франции. Но она находится в непроглядной дали – в Котону. Чертов Котону уже успел надоесть Субисаррете, все кому не лень, включая норную собаку Микеля, талдычат о Котону. И сам Котону ведет себя не лучше – бабочкой вьется над размозженным затылком Кристиана Платта. Да еще администратор Аингеру… Из всего подслушанного телефонного разговора убитого в холле гостиницы он смог воспроизвести только одно слово – коттон.
Хлопок.
Но то, что было переведено Аингеру как хлопок, ни в каком особом переводе не нуждалось. Кристиан говорил вовсе не о хлопке, – о Котону, откуда транзитом прилетел в Сан-Себастьян гражданин Великобритании Кристиан Платт. Разгадка оказалась простой, хотя и не принесла Субисаррете никакого облегчения.
И непонятно, кому адресовалось послание на стекле – ведь кому-то же оно адресовалось? Или Виктор Варади хотел предупредить о чем-то —
о чем и – главное – кого?
Субисаррете нужно срочно переговорить с людьми, имеющими представление о топографии Котону, но такие люди вряд ли найдутся на атлантическом побережье Испании. Разве что…