– А чем же я помочь могу? – Опешившая от перескоков девичьих мыслей Надежда Прохоровна недоуменно смотрела на влюбленную сиротку.
– Не говорите никому про одежду! – Серафима плюхнулась на стул, схватила бабу Надю за руку. Глаза девчонки блестели температурным блеском, запекшиеся губы бормотали: – Если Дениса не выпустят, я сама в милицию с этим пакетом приду! Все на себя возьму!
– Так. Подожди, подожди, – нахмурилась пенсионерка. – Куда ты собралась?
– В милицию, – кивнула девушка. – С пакетом.
– С ума сошла?! Какой пакет?! Вас обоих тогда засудят и не поморщатся!
– Почему обоих? – непонимающе отстранилась Сима. – Я же на себя все возьму.
– Ох горюшко ты горькое! – непритворно огорчилась баба Надя. – Куда тебя несет? Сиди смирно, как Денис сказал!
Серафима закусила нижнюю губу, подумала:
– Так вы нам верите?
Надежда Прохоровна выдержала паузу – врать, лишь бы дурочку эту успокоить, тоже не хотелось – и ответила лишь спустя долгое-долгое мгновение:
– Верю.
– Почему? – испытующе прищурилась девчонка.
– Потому что твоего отца убили в половине третьего, а вы нашли его около шести. В этом вашем Интернете остаются следочки – когда и кто там его просматривал?
– Остаются, – кивнула Сима и тут же, прикрыв рот ладошкой, понятливо ойкнула.
– То-то и оно, – глубокомысленно сказала баба Надя. – Представить я не могу, Сима, что вы отца зарезали, а потом два с лишним часа в кровавой-то одежде Интернет свой рассматривали. – А про себя подумала: «Ты-то, конечно, могла сразу же переодеться и тряпочки на балкон закинуть, Денис мог позже окровавленную одежду вновь надеть. Но вот то, что вы оба потом спокойно Интернет свой смотрели. Нет, это невозможно. Что угодно, только не это. Рыдать, биться головой об стены, придумывать, как выпутаться, – это да. Но два часа за компьютером сидеть. Нет. На твоей одежде, Сима, настоящее горе отпечаталось. С таким чужие альбомы не рассматривают.»
Серафима оторвала ладонь от губ:
– А может, и милиция тогда поверит?! Может, сегодня отнести пакет?!
– Не ерзай, егоза! Успокойся лучше и подумай: мог ли отец тебя той ночью увидеть? Почему он за полночь к сторожке пошел? Может, он просто на прогулку вышел и тебя случайно заметил?
Серафима успокоилась, подогнула под себя ногу.
– Навряд ли, – ответила после раздумья. – Я дожидалась, пока у папы телевизор перестанет работать, пока храп не раздастся. – Пожала плечами. – Да и ночные прогулки не в его стиле. Вот дядя Павел, тот любит ночью прогуляться. Он меня один раз чуть не застукал, когда я за Денисом подглядывала.
– А мог Паша тебя увидеть и отца разбудить?
– Дядя Павел? – усмехнулась девушка. – Застукать меня у своего садовника и броситься папке стучать?.. Категорически – нет. Дядя Паша весь в бабушку, он лучше себе язык откусит, чем публичный скандал устроит. Если бы он меня заметил, то либо сам в сторожку зашел, либо утром устроил нам выволочку. И то сам. Без папы.
– Поня-а-а-тно. – Баба Надя оттянула двумя пальцами нижнюю губу, подумала сосредоточенно. – А кто тогда мог твоего папу в сад выманить? К сторожке, под окно.
– Так меня же никто не видел!
– А если?
– Кто мог меня увидеть? – саркастически усмехнулась Сима. – Ленка под мокрым кустом сидела и караулила, когда я из окна отважусь выбраться? Из дома она меня увидеть не могла, это точно. Катарина. Что ей ночью в саду делать?
– А если она ночью на прогулку вышла? Твоего отца вызвала.
– Катарина? Зачем?
– Ну-у-у, прогуляться?..
– Катька с папой? – фыркнула девчонка. – Умора. На фига ей папка нужен? Ни ума, ни денег.
– Припечатала ты папку, – нахмурилась Надежда Прохоровна.
– Ничего я не припечатала, – не согласилась вредная дочь. – Я истину говорю. Вы же сами меня спросили: мог ли папка с Катей ночью по саду ходить? Я отвечаю: нет. Он ей не нужен луной любоваться.
– Много ты понимаешь, – проворчала баба Надя. По ее пониманию, возраст под сорок – самый что ни на есть подходящий для прогулок. На танцах уже поясницы скрипят, в кино уже не обнимаются, по саду прогуляться – самое оно и есть. Прохлада, соловьи.
Но Серафиме этого не объяснишь. Дети родителей в старики сызмальства записывают и понимают, что ошиблись, только. в этом же возрасте.
Но поздно.
И объяснять им бесполезно.
– А знаете, Надежда Прохоровна, – воткнулся в размышления пенсионерки задумчивый девчачий голосок, – а ведь меня могли с Катариной перепутать. Вот вы меня про Катю спросили. я и поняла. Парик на мне был белый, «Энджел».
– Что-что?
– Ну – энджел, ангел по-английски. Комплект из пеньюара и ночной рубашки. Там сзади на пеньюаре накидка еще такая, как ангельские крылышки развевается при ходьбе. Я как в магазине этот комплект увидела, сразу поняла: то, что нужно. Прикольно будет, Серафима – ангел с крыльями.
– А купила когда?
– В тот же день. И вот что думаю: а не мог ли дядя Павел меня с Катькой перепутать?! Она ж Денису проходу не давала! Как пиявка вешалась! – И, отодвигаясь от стола вместе со стулом, округлив глаза, прошептала: – То-о-о-очно.
– Ничего не точно, – оборвала восторги баба Надя. – Ну увидел бы тебя дядя Павел, ну пошел бы проверить, чем его жена в сторожке занимается. И что? Убили-то Гену. Или ты думаешь, твой дядя пошел брата будить, чтобы вдвоем садовнику морду начистить? Так, что ли?
– Ну-у-у.
– Не выдумывай. Твой дядя скандалов не любит, он бы один к сторожке пошел.
– А если меня папа перепутал?
– Но он же, по твоим словам, храпел?
– Храпел. Он всегда храпит, потому у них с Ленкой спальни и разные. Но ведь проснуться же он мог!
– И что? Гена отправился бы своего брата будить, чтоб тот неверной женой в окошко полюбовался? А брат его потом убил, чтоб, значит, свидетеля позора не осталось? Чепуха все это, Серафима.
– Но кто-то ведь его убил!
– Убил. И понять прежде всего надо: почему твой папа проснулся и в сад ночью отправился? К сторожке, под окно, где одни колючие кусты. Понятно?
– Ну. да. А может, его Ленка к сторожке заманила?
– А как она тебя увидела? – напомнила Надежда Прохоровна прежнее утверждение Серафимы.
– Не знаю. – Ей было все равно, кого и как обвинять. Лишь бы Дениса из милицейских лап вырвать. – Проснулась, пошла. Ах да. Из кухни меня не видно было. – И вдруг выкрикнула: – Не знаю! Не знаю, как она меня увидела! Под кустом сидела, сама к Денису намылилась!
– Серафима, – тихонько перебила баба Надя, – а у Лены была причина твоего папу убивать?