– К ней, Надя, Марк пошел.
– Как – пошел?
– На руки. Сбежал из дома, пока мы Настеньку с Алешей провожали, забрался на последний этаж и часа полтора сидел вот с этой красавицей.
– А-а-а… – словно бы облегченно протянула бабушка в спортивном костюме.
Нереальный диалог двух женщин дал Маше передышку, резко обернувшись, она дернула дверную ручку…
– Подождите, – остановил ее все так же невозмутимо требовательный «книжный» голос. – Я вы несу вам косынку.
Софа оставила гостью наедине с суровой Наденькой, чем-то неуловимо похожей на артистку Фаину Раневскую, на миг отразилась в старинном зеркале и свернула в коридор, где раньше исчез котик.
Маша отпустила дверную ручку, страх, безжалостно высосавший последние силы, подломил колени, и, стыдясь безволия, не напрашиваясь на жалость, Марья сползла вниз по дверному косяку. Села на корточки в углу, образованном толстой стеной и дверью, мертвыми, как переваренные макаронины, руками оплела колени.
По щекам, без всякого приказа заструились слезы.
– Ну, ну, ты что, красавица? – сердобольным баском произнесла «Раневская». – Никто тебя тут не обижает…
– Вот. – В прихожую, с двумя платками в вытянутой руке, вернулась Софа. – Возьмите.
Маша помотала головой, но звук «спасибо» не вылетел из стиснутого, клокочущего слезами горла, застрял и оборвался. Проклиная себя за слабость, Марья уткнула голову в колени, всхлипнула.
На тихий плач из коридора выбежал пушистый кот. Поставил передние лапы на Машины ноги, ткнулся мордочкой в мокрую щеку.
– Да-а-а, – озадаченно протянула Надежда. —
К плохому человеку не пойдет… Ни за что не пойдет.
Ты вот что, красавица, вставай, умойся…
Через полчаса умытая Мария сидела в большой странной комнате за накрытым скатертью круглым столом.
Все в этом доме удивляло: хозяйки, проявившие странное великодушие к беглой «преступнице». Несоответствие вещей: окруженный допотопной мебелью, вдоль стены стоял дорогущий домашний кинотеатр «Пионер». На древнем, даже скрипучем столе с поцарапанными, видимыми из-под скатерти ножками – изящнейший сервиз и чудная скатерка. В хрустальной вазе пышная сирень. Мебель, одежда, техника, все было перемешано, все было из разных эпох, разных стилей жизни, диаметральных возможностей кошелька. Дорогая техника смотрелась свежей заплатой на старом одеяле выцветших обоев. Возле тонкой фарфоровой розетки с вареньем лежала простецкая железная ложка с почерневшими завитками на черенке. И было непонятно, что тут чему не соответствует: устаревшая мебель современному, брызжущему дороговизной телевизору, старые ложки тонкому сервизу (ложкам тетушки, кстати, соответствовали вполне) или серебряная сахарница и прихотливые щипчики желтоватому кусковому сахару?
Все перепуталось, смешалось в этой комнате. Вещи ничего не говорили о своих хозяевах, а наоборот – вносили еще большую сумятицу.
Кто они, эти две пожилые женщины? Они не соответствовали даже друг дружке! Одна – Софа, седовласая дама с исключительными манерами вдовствующей герцогини; Надежда – бабушка, каких две сотни на каждой улице…
Они – подруги? Соседки? Странно прижимистые пенсионерки – о скудных пенсиях вопил здесь каждый стул! – сумевшие по какой-то прихоти добавить к допотопной мебели динамики «Пионера»?!
Или родственницы каких-то богатеев, делающих подарки бабушкам – сервизы, скатерти из французского льна, телевизоры?..
Но почему не мебель?! Не люстру, взамен истлевшему абажуру над круглым столом?! Комод рядом с «Пионером» и вовсе выглядит дико!
Странно. Все странно в этой квартире. Коммуналка, не коммуналка – общая гостиная…
Так ничего и не поняв о хозяйках, Марья взахлеб, перескакивая с пятого на десятое, прижимая ладони к сердцу, повествовала о своих злоключениях. Рассказывала то о себе и родителях, то о Марке и Татьяне Игоревне, обрушивалась на Покрышкина…
Сумбурно выписанная эпопея вначале вызывала у слушательниц мало скрываемое недоверие. Марья путалась под изучающими взглядами и первый раз пробила это недоверие, сказав:
– И тогда я перебросила пистолет на балкон По крышкина. Тетушки переглянулись.
– Зачем? – спросила «книжная» дама, представившаяся полчаса назад как Софья Тихоновна.
Вторая женщина, Надежда Прохоровна, подтвердила важность вопроса кивком.
– Не знаю, – потупившись, честно призналась Марья. – Наверное, из-за того, что уже смыла в унитаз наркотики. Уничтожила улику. – И, вскинув голову, глядя прямо в глаза приютивших ее женщин, произнесла: – А если по правде – испугалась. За Марка.
– Ты считаешь, это он убил соседа? – прищурилась Надежда Прохоровна.
– А кто еще? Ведь пистолет появился внашемшкафу.
– Так, так, так… А кто, по-твоему,сигнализировалв милицию?
Мария развела руками:
– Не знаю. Вот честное слово – не знаю.
– А Марк мог тебя за что-нибудь… мгм… наказать? Подставить? – Крепкая крупноносая бабулька Надежда Прохоровна сразу показалась Маше очень четко, по-современному вменяемой. Она задавала толковые вопросы, как истинный следователь или… любитель криминальных сериалов. Ее отношение к происходящему отличалось детальностью и было иным, нежели реакции акварельно-нежной седовласой Софы. – У вас есть какие-нибудь денежные или квартирные непонятности?
Мария вытянула вперед по столу руки, склонилась…
– Ну? – подтолкнула Надежда Прохоровна. – Есть? Что-нибудь делите?
– Не знаю, – пробормотала Марья.
– Как это – не знаю?! Квартиру – делите?!
– Нет. Наверное, нет.
– А чья квартира?
– Его. Точнее, наша. Но – его. Марк раньше жил там с мамой, вырос там… Когда он плотно на иглу сел, Татьяна Игоревна свою долю от приватизации на меня переписала, чтобы Марк, значит, все на наркотики не спустил…
– Понятно. Квартира, значит – его, а живешь там – ты.
– Да! – выпрямилась Маша. – Марк ушел! Ушел полгода назад, и я осталась там одна.
– А где он сейчас? Где живет?
– Не знаю!
– И он за полгода ни разу не появился? – прищурившись, допытывалась пожилая любительница острых вопросов.
– Нет! Появился пистолет и наркотики, а ключи от дома только у Марка! И как снять и поставить квартиру на сигнализацию, знает только он!
– Ах, так у вас еще и сигнализация…
– Да!
– А чего вопишь? – спокойно поинтересовалась Надежда Прохоровна. – Я тебя толком спрашиваю – зачем Марку тебя под убийство подводить? Успокойся, думай как следует.
– Да, да, – кивнула Софья Тихоновна. – Вам, Маша, надо успокоиться и без горячки еще раз все обдумать. Вы кем работаете?