Как только машина отъехала, товарищи горячо заспорили, замахали руками…
– Остолопы, – глянув в зеркальце заднего вида, буркнул Роман. – Не поверили…
– Поверили, Рома, поверили, – устало выдохнула Марья. – Сейчас поспорят, может, подерутся, пары спустят и тихим маршем до автострады. Пока до лагеря доберутся, там уже тихо будет. Мальчишки умные, торопиться не станут.
Роман поглядел на часы приборного щитка – стрелки показывали половину четвертого сомнительной при таком освещении ночи.
Через четверть часа добрались до шоссейной дороги – попутно прикопав в лесочке у приметного пня пистолеты, – оставили на стоянке возле кафе бумер с незакрытыми дверцами и ключами на переднем сиденье и на попутке добрались до Твери. Оттуда без всяких приключений электричкой до Первопрестольной.
Уже подъезжая к столице, боясь разбудить дремлющую на плече Марью, Савельев позвонил Вахе домой.
Трубку, что неудивительно, взяла жена борца и, предупрежденная супругом, продиктовала номер сотового телефона для связи.
Совсем не спящая Марья, прижимаясь к Роману, слышала каждое слово.
– Как дела, Ваха?
– Спасибо, Роман, хорошо, я твой должник.
– Вынули мальчишку? Живой?
– Живой, Рома, живой. Помятый малость, но в основном в порядке. Спасибо, что… – хмыкнул, – насчет матрасов подсказал. Ребята надувные лодки взяли.
– Обошлось без крови?
– Да. Пара разбитых носов не считается.
– Игната выдернули?
– Прости, Роман Владимирович, он был на базе. Хорошо, что ты нас предупредил о ментах, наши туда не сунулись… Но у нас земляк один в прокуратуре Вышнего служит, он на базу со своими поехал…
– И что?
– Плохо дело, Рома, – помедлив, ответил Ваха. – Тихон тебе и Игнату мокрую статью подшивает…
– И что говорит?
– Говорит, ты сам в драку полез, Сережу застрелил, его ребята клянутся, что так все и было. Помощь нужна?
– Пока нет. Что он о мальчике говорит?
– Говорит – Артур сам на него в каком-то кабаке полез, за нож схватился. Тихон клянется, наказать только хотел, помяли бы его на ринге, и все…
– И все?
– И все. Про бой насмерть молчит, теперь твое слово против его. Понятно?
– Да. Что – вы?
– Мы? – хмыкнул Ваха. – Тихон… сейчас на дно ляжет, думаю. С базы – съехал.
– Понятно. Предъявлять будете?
– Ты береги себя, Рома, – многозначительно, помня, что разговоры по мобильникам ненадежны, выговорил Ваха.
– Спасибо, поберегусь.
– Если что, звони моему земляку. Помнишь, я тебя в кафешке нашей знакомил? Худой такой, Магомет.
– Ну-ну…
– Номер Магомета тебе передадут в том же кафе. Любая просьба – мой долг. Понял?
– Да, спасибо, но у меня пока дел много. Не разгребу – пожалуюсь. До свидания, друг.
Выйдя из электрички, этот сотовый телефон Савельев выбросил в мусорную урну и своему адвокату звонил уже из таксофона, предварительно буркнув Маше:
– Прошу без насмешек. Моего поверенного зовут Василий Тимофеевич Иванов.
– Вася Иванов – отличный адвокат, – не удержалась рыжая вредина.
– Первостатейный. Скоро сама убедишься…
Переволновавшимся до кишечных колик тетушкам Роман сказал сурово и кратко:
– Есть и спать. Можно даже не есть.
Всосал тарелку куриного супа – молча, закусил суп тремя бутербродами – все в том же неразговорчивом настроении – и рухнул на диван в гостиной убитым буйволом.
Марья (приличная девушка не может сесть за стол, не помыв руки) вымылась, впрочем, вся. Смыла, наконец, с головы корку из слюней и крови Сережи – упокой, Господи, его душу, – и кое-как зажевала один бутерброд. И как бы тетушки ни склоняли ее к застольной беседе всяческими хитро на водя щи ми вопросами, каждый раз натыкались на совершенно не девичье упорство и непробиваемость.
Машу уложили спать в горенке Настасьи и Алеши и оставили в покое.
Часов в девять вечера, после того как Роман Владимирович расправился с доброй половиной фирменной утки Софьи Тихоновны, дамы проворно унесли со стола тарелки с объедками, выставили на скатерть чайный набор с конфетами, баранками и прочими вкусностями… Роман Владимирович приступил к рассказу.
Наконец-то.
Вадим Арнольдович постукивал по зубам чубуком незажженной трубки, слушал очень внимательно. И поражала его не столько сама история – действительно захватывающая, киношно-нереальная, – сколько неуловимо интригующие отношения, сложившиеся между племянником и девушкой-беглянкой. Большей частью сегодня молчаливой (немота, пожалуй, давалась ей даже с облегчением) и странно спокойной. Невозмутимой…
И это после всего, что ей пришлось пережить за последние дни! Убийства, гонки по лесам, болезнь мужа…
Оригинальная девица.
А Вадим Арнольдович встречал у Романа в доме еще каких оригиналок…
Совсем недавно Роман терпеть не мог приходить в гости к родному брату своей мамы. И причиной тому была сводная сестра Софьи Клавдия Тихоновна – родная, слава богу, только по отцу! – погибшая прошлым летом. Особа, крайне мягко выражаясь, весьма эксцентрическая. Эдакий Иосиф Виссарионович в женском воплощении. (И даже браков у нее было два, и обоих мужей она благополучно пережила… Чем не аналогия с отцом народов?)
И вот эта самая Клавдия Тихоновна невзлюбила Ромку с первого взгляда. Подросток Савельев, не живший никогда в коммунальных хоромах, пришел однажды к дяде в гости, и тот отправил его на кухню вскипятить чайник.
Племянник вскипятил. Заварил. И, достав из кармана горстку карамели – гостинец для дяди, – высыпал конфеты на блюдце Клавдии Тихоновны.
Что тут началось…
Описывать долго, стыдно и незачем. Будь Роман тогда лет на пять помладше, не исключено – заплакал бы.
После описанного выше казуса любое появление в доме Романа Клавдия Тихоновна тотально контролировала. Наверное, боялась, что звероватого вида пацан-боксер утащит с кухни пресловутое блюдце, фамильные алюминиевые ложки или любимую кастрюлю с розочками по бортам.
Так что сложилось: Вадим Арнольдович чаще бывал в гостях у сестры или, уже позже, когда Роман стал жить отдельно от мамы, в доме у племянника. (В конце девяностых Савельев выиграл какой-то знаковый бой, и один из поклонников спортивного таланта сделал таланту исключительный подарок – уступил за символическую плату шикарный недостроенный особняк в нехилом коттеджном поселке.) Роман часто уезжал на сборы и соревнования, и Вадим Арнольдович с удовольствием приглядывал за жилищем в момент отсутствия хозяина.