– Позови моих сыновей! – негромко проговорил шейх, облизав пересохшие губы.
– Слушаю и повинуюсь! – отозвался мальчик и удалился не слишком поспешно.
Старый шейх умирал, и его приказы выполняли неторопливо, как будто он уже не был шейхом, главой рода, как будто приближающаяся смерть уже отняла у него часть власти, как отняла она его силу и здоровье.
Однако уже через несколько минут сыновья шейха вошли в шатер – высокий, жилистый Кемаль и коренастый, подвижный Мехмет, щеку которого пересекал кривой шрам от сабельного удара. Они спешили, надеясь услышать последнюю волю отца и ревнуя друг друга к его убывающей на глазах власти.
Шейх снова приподнялся, вгляделся в их напряженные, выжидающие лица.
– Я умираю, дети мои, – проговорил он значительно, как будто сообщал некую важную, неведомую доселе истину.
– Это не так, отец! – воскликнул Мехмет и переступил на месте, как застоявшийся в стойле жеребец. – Если будет угодно Аллаху, да славится он во веки веков, вы еще поправитесь и проживете много лет на радость близким…
– Не перебивай меня, – шейх недовольно поморщился, – я знаю, что говорю. Ангел смерти Азраил уже осенил меня своим черным крылом. Но прежде чем умереть, я должен открыть вам большую тайну и объявить свою последнюю волю…
Сыновья замерли в нетерпеливом ожидании.
Шейх обежал глазами шатер и проговорил недовольно:
– Уберите этого любопытного мальчишку! То, что я скажу, не предназначено для посторонних ушей!
Действительно, у входа в шатер снова сидел маленький прислужник, с любопытством наблюдая за происходящим. Мехмет шагнул к нему, протянул руку, чтобы схватить за ухо, но проворный мальчишка улепетнул из шатра, хныкая и потирая нетронутое ухо.
Шейх завозился в постели и вытащил спрятанную в изголовье шкатулку. Кемаль и Мехмет переглянулись. Неужели отец все же откупорит свою кубышку? Они знали об этой шкатулке, но ни разу не видели ее содержимое. Последнее время семья едва сводила концы с концами, овец косил мор, верблюды не давали приплода. Сыновья не раз просили у отца денег, чтобы поправить дела, но тот каждый раз отнекивался, уводил разговор в сторону, а на любые намеки о заветной шкатулке отвечал гневным сверканием глаз. И вот теперь, в преддверии смерти, он сам ее достал…
– Вы не раз спрашивали меня об этой шкатулке, – проговорил шейх, пристально вглядываясь в лица сыновей. – Но прежде я ничего вам не говорил, ибо считал, что вы еще не готовы принять истину. Мне кажется, дети мои, что вы и сейчас не вполне готовы, но у меня нет другого выхода. Я боюсь умереть в любую минуту, боюсь, что истина умрет вместе со мной…
– Вы не умрете, отец! – вступил на этот раз Кемаль, но шейх остановил его властным движением руки.
– Молчи и слушай! – проговорил он негромко и сам замолчал, как будто собираясь с силами. Веки шейха опустились, ни один мускул на лице не двигался, и сыновья переглянулись – уж не умер ли он, так ничего им не сказав?
По пологу пробежала маленькая ящерка, замерла, поблескивая выпуклыми глазами.
Шейх пошевелился, открыл глаза и продолжил:
– Вы знаете, сыновья мои, что наш род издавна кочует по самым отдаленным, самым безлюдным местам?
Сыновья утвердительно кивнули, опустив глаза.
Они считали, что отец боится других, более могущественных шейхов, боится столкновений с более сильными племенами, оттого и пасет стада в таких пустынных, нищих местах.
– Мы таимся от других людей, потому что нашему роду доверено великое сокровище, священная реликвия, которая не должна попасть в чужие руки…
Шейх снова замолчал. Но на этот раз он не закрыл глаза – он пристально, не мигая, смотрел на шкатулку.
– Подойдите ближе ко мне, сыновья!
Кемаль и Мехмет послушно приблизились, остановившись у самого края постели. Ящерка, испугавшись, стремительно кинулась прочь и спряталась в складке полога.
Шейх положил руки на крышку шкатулки, как кладут их на голову любимого сына, желая его благословить, и наконец с явной неохотой открыл ларец.
Сыновья нагнулись, едва не столкнувшись лбами, вгляделись в открытую шкатулку – и едва сумели сдержать вздох разочарования.
Они надеялись увидеть груду драгоценных камней, груду самоцветов, сверкающих всеми цветами радуги – смарагдов, зеленых, как свежая трава, огненных лалов, желтых и синих сапфиров, дымчатых топазов… или, на худой конец, груду золотых монет – пиастров, цехинов, тяжелых дублонов…
Они надеялись, что отцовская шкатулка позволит им поправить дела рода, купить сильных молодых верблюдов, дорогое оружие, красивых рабынь…
Но вместо дорогих каменьев и золотых монет в шкатулке лежал старый кинжал с простой рукоятью, покрытой загадочными узорами. И рядом с ним – такие же простые ножны.
Братья недоуменно переглянулись – вряд ли стоило хранить такой кинжал в заветной шкатулке. Да они сами носили на поясе более дорогое оружие, с отделанными золотом и перламутром рукоятями!
– Вы разочарованы, дети мои? – насмешливо проговорил шейх. – Я вижу, вы ждали чего-то другого!
– Это не так, отец… – запротестовал Кемаль, а Мехмет только сверкнул глазами.
– Я открою вам великую тайну! – прошелестел шейх тихим, слабым голосом. – Тайну, которую наш род хранит долгие века. Этот кинжал – великая святыня, наследие королей давнего прошлого. В самом кинжале и в его ножнах таится огромная сила. Древние короли, владевшие половиной мира, использовали этот кинжал только для священных церемоний. Кинжал воплощает в себе светлое могущество, мужское начало. Его выковали для древних королей кузнецы северного народа, и в нем заключена власть над Севером. В ножнах же воплощено женское начало, его сила и плодородие. Эти ножны изготовили мастерицы Востока, и они передали ножны древним королям вместе с властью над Востоком. Но, только вложив кинжал в ножны великим ритуалом творения, древним ритуалом продления рода, можно подчинить своей власти все народы мира…
– Так что же выходит, отец, – проговорил недоверчиво нетерпеливый Мехмет. – Выходит, что вы – наследник древних владык, вы храните у себя под подушкой ключи от власти над миром? Что же тогда мы так бедно живем, что же мы кочуем по безлюдным, пустынным местам, как последние нищие?
– Замолчи, непочтительный сын! – Шейх сверкнул глазами, как будто к нему вернулись прежние силы. – Наш род – не род королей, святыня – не наша собственность, она лишь доверена нам на хранение. Своей преданностью, своей верностью древним владыкам заслужили мы эту великую честь. Мы – не короли, но и не простые кочевники, мы – слуги священного оружия, его хранители! Ты не дослушал меня, сын, а между тем я еще многое должен сказать, пока смерть не забрала меня в свои чертоги!