Все они подошли к откосу и наблюдали сверху за тем, как неутихающее пламя пожирает машину.
Еще через четверть часа с обеих сторон уже стояло несколько машин: их водители и пассажиры спешили подойти к месту происшестивия и поглазеть на огонь.
Стало совсем темно, и пламя уже погасло, когда подъехала еще одна милицейская машина.
Зеваки начали разъезжаться.
Я вышла из своего укрытия, спустилась на дорогу и подошла к длинному крытому «КамАЗу». Его водитель, пожилой казах, собирался садиться в свою машину.
– Подвезешь, аксакал? – обратилась я к нему.
– А тебе куда, дочка?
– А ты куда едешь?
– На Джезказган, дочка.
– Мне туда и надо.
– Садись, веселее будет ехать.
Мне действительно нужно было в Джезказган. Я вспомнила, что один из филиалов фирмы «Трансазия», который в свое время посещал покойный Субботин, судя по его финансовым отчетам, находится как раз в Джезказгане.
От Кзыл-Орды до Джезказгана около четырехсот километров. Все красоты пейзажа этой местности можно описать одним словом: степь.
Я теперь понимаю, почему именно эти края были выбраны для приземления космонавтов. Во-первых, земля ровная, словно обеденный стол, а во-вторых, никакого риска свалиться кому-нибудь на голову вследствие практически полного отсутствия последних, считая и бараньи.
Проехав часа три, мы остановились, съехав с дороги прямо в степь, и немного поспали: аксакал на постели за спинками сидений, а я прямо на сиденьях. Было довольно удобно.
В Джезказган мы прибыли около восьми часов утра.
Аксакал хорошо ориентировался в городе и подвез меня прямо к конторе фирмы «Трансазия», расположенной где-то в центре, на третьем этаже многоэтажного административного здания.
Весь Джезказганский филиал состоял из трех человек, занимавших две небольшие комнаты.
В первой комнате, куда я вошла, находилось двое: крашеная блондинка лет тридцати пяти, выполнявшая функции секретарши, судя по позиции, занимаемой относительно двери с надписью «Директор», и пожилой казах.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась я, обращаясь преимущественно к блондинке, – можно мне увидеть директора?
Блондинка внимательно оглядела меня. Видимо, результаты осмотра были для меня нелестны.
– Яков Абрамович занят, – безапелляционно заявила она и забарабанила по пишущей машинке «Башкирия».
Что ж, ее можно было понять, тяготы и лишения последних дней не могли не сказаться на моей внешности. На ее месте я, возможно, поступила бы так же. Вопрос в том, а как бы она поступила на моем?
А я, будучи именно на своем, решительно направилась прямо к заветной двери, нейтрализовав робкую попытку блондинки задержать меня самым свирепым взглядом из всех имеющихся в моем богатом арсенале.
Рывком распахнув дверь, я прямо с порога прокричала:
– Здравствуйте, Яков Абрамыч!
Яков Абрамыч, маленький толстенький плешивый мужчина в возрасте под шестьдесят, был действительно занят: он пил чай и читал газету «Московский комсомолец» десятидневной давности, сидя в подтяжках и с распущенным галстуком.
Мое энергичное приветствие явно застало его врасплох, он попытался одновременно встать, поздороваться и проглотить порцию уже набранного в рот чая. Успешно удалось ему только первое: второе и третье у него как бы поменялось местами – в меня полетели брызги чая, а слова приветствия он проглотил.
Осознав свою ошибку, он вернул приветствия из глубин пищеварительного тракта, сердито буркнув:
– Здрасти.
Когда стало ясно, что непосредственной угрозы для его жизни нет, Яков Абрамович принял свой обычный величественный вид, сел и надменно поинтересовался:
– Мы знакомы?
– Пока нет, – миролюбиво ответила я, без приглашения усаживаясь на стул. – Меня зовут Таня.
– С незнакомыми людьми, чтоб вы знали, я дел не веду.
– Так мы уже знакомы, – напомнила я ему, – вы – Яков Абрамович, я – Таня. Так что все в порядке.
Яков Абрамович сердито блеснул стеклами очков.
Видимо, наличие чувства юмора не является обязательным условием при назначении на пост директора регионального управления корпорации «Трансазия».
– Яков Абрамович, вам что-нибудь говорят такие фамилии, как Снегирев и Субботин?
На лице директора отразилась напряженная работа мысли.
– Говорят, ну и что?
– Мне необходимо срочно и конфиденциально связаться с одним из них.
– Я надеюсь, не с Субботиным? – с едва уловимым сарказмом поинтересовался Яков Абрамович.
Кажется, с оценкой чувства юмора я поторопилась.
– Если у вас есть способы связи, помимо столоверчения, с теми местами, где он сейчас пребывает, то, пожалуй, с него и начнем.
– Если вы думаете, что со Снегиревым связаться намного легче, то вы так не думайте, – забеспокоился директор, – вы имейте себе в виду, что ваш Тарасов, это уже заграница, а наш Джезказган – дыра.
– Яков Абрамович, я повторяю, это срочно и очень важно. Вопрос жизни и смерти.
Директор замялся:
– Видите ли, мадам…
– Если уж вы хотите перейти на французский, то – мадемуазель.
– Пардон, мадемуазель. Еще раз пардон, но ваш… – он не знал, как выразиться поделикатней, – ваш внешний вид… мадам, пардон, мадемуазель… поймите меня правильно, но через спутник связь дорогая, а у нас временные финансовые трудности…
– Сколько это может стоить?
– Не знаю, зависит от длительности… может быть, много… может, даже долларов сто…
– Силь ву пле, – я открыла сумку, вытащила первую попавшуюся стодолларовую пачку, перетянутую резиночкой, вытащила из нее заветную бумажку и бросила на стол перед директором.
От этого зрелища у него вспотели очки.
Проводив взглядом пачку денег, отправленную обратно в сумку, директор нажал что-то на столе и взволнованным шепотом произнес:
– Соня, зайди скоренько сюда.
В дверях появилась белокурая особа, возглавлявшая оборону директорских дверей.
– Моя дочь, Соня, – неожиданно представил мне блондинку Яков Абрамович.
Я кивнула головой, а Соня сделала нечто вроде книксена.
– Соня, вот эта замечательная мадам… пардон, мадемуазель Таня, желает срочно поговорить с господином Снегиревым из города Тарасова. Я прошу тебя, Соня, сделай это как можно скорей. – Яков Абрамович старался придать голосу максимум убедительности.
Его труды не пропали даром, Соня, надо отдать ей должное, тонко прочувствовала важность возложенной на нее задачи. Она пискнула: