— Споем? — предложил Будкин, когда они проходили мимо школы.
— Какое петь! Я же блин на хрен педагог! — осадил его Служкин.
На позвоночнике скелета теплицы сидели Чебыкин и Градусов.
— Виктор Сергеич! Здрасьте! — заорал Чебыкин.
— Здрасьте… — Служкин вяло махнул рукой.
— Вы куда пошли?
— В публичный дом, — ляпнул Служкин.
Чебыкин и Градусов превратились в изваяния наподобие химер собора Парижской Богоматери, а потом восхищенно заржали.
— Географ глобус пропил! — ликующе завопил Градусов.
— Это Градусов, знакомься, — сказал Служкин Будкину.
— Пойдем ему в торец дадим, — предложил Будкин.
— Да фиг с ним…
Будкин все равно оглянулся и зорко всмотрелся в Градусова.
— Вот ты какой, северный олень… — пробормотал он.
Они пересекли Новые Речники, пересекли Старые Речники и выбрались на крутой берег затона.
— Эти глаза напро-о-отив!.. — самозабвенно пел пьяный Будкин.
— Эти глаза не про-о-отив!.. — самозабвенно пел пьяный Служкин.
По тропинке, ведущей к ключику, в обе стороны двигались многочисленные фигурки с санками и бидонами.
— Блин, неохота в очередюге дрыгнуть на таком ветродуе!.. — поежился Служкин, — Давай лучше в санках с горы покатаемся?
Будкин посмотрел вниз, себе под ноги, и хехекнул. Они выбросили канистры в сугроб и вдвоем взгромоздились на санки, еле уместившись. Отталкиваясь руками, они, как паук, подползли к обрыву, качнулись и канули вниз. Свистнул ветер, сдвинув шапки на затылок. На убитом склоне санки вмиг развили сверхзвуковую скорость. Корявая береза, росшая посреди склона, неуверенно шагнула вправо, влево и остановилась прямо на пути, широко расставив ноги и растопырив тысячу кривых рук.
— Катапультируемся! — взвыл Будкин.
Они разом повалились набок, покатились кубарем и вопящим комом шлепнулись об ствол. Служкин сипло захохотал.
— Это был первый выход в космос человека без скафандра! — сказал он Будкину, который еле отклеился от его спины и медленно пополз наверх, к желтому небу. Он охал и потирал поясницу.
— Ну что, повторим? — бодро спросил Служкин Будкина, когда и сам поднялся на обрыв.
Будкин сидел в сугробе, держал в зубах перчатку и пальцем протирал часы на запястье.
— Не-е… — помотал он головой. — Мне хватит…
— Да ла-адно! — Служкин сзади обхватил его под мышки и почти силком воткнул обратно в санки. Деловито плюхнувшись ему на колени, Служкин дернулся всем телом, и санки скользнули под уклон.
Они промчались по крутояру так, что береза, мелькнув мимо, только рявкнула. Масса санок отлилась в такую инерцию, что они с разгона вылетели на камский лед и врылись носом. Тесно сцепившихся Будкина и Служкина единым телом унесло вперед на задах так, что они прорыли широкую борозду и остановились, увязнув по грудь в целой горе снега.
Они взбирались обратно наверх, ногтями отцарапывая со штанов ледяную корку.
— Ну давай еще разик поглиссируем… — ныл Служкин. — Ну последний… Бог троицу любит…
— Глиссируй один, — сердито отрезал Будкин.
Вздохнув, Служкин натянул шапку поглубже, оседлал санки один и кинулся вниз. Его траектория вильнула из стороны в сторону, выпрямилась и нацелилась в березу.
— Виту-у-ус!.. — истошно завопил Будкин.
Но было поздно. Санки, как снаряд, врезались в комель. Служкина поставило в полный рост, шмякнуло об ствол и отбросило. Он пластом хлопнулся в сугроб и остался неподвижен.
Будкин постоял, подергиваясь от ужаса и холода, и, не выдержав, неловко, как баба через плетень, полез вниз. Он добрался до Служкина и потолкал его в бок.
— Витус, ты жив?.. — растерянно позвал он.
Служкин повернул к нему красное, мокрое лицо с испуганными глазами и ошарашенно пробормотал:
— У меня в ноге что-то хрустнуло…
— Где? — забеспокоился Будкин и пощупал его ногу.
— Уй-я-а!.. — взвыл Служкин.
— П-переломчик… — заикаясь, произнес Будкин.
Служкин перевел сумасшедший взгляд на свою ногу.
— Не слишком ли много для одного человека? — спросил он.
На тех же санках Будкин отвез Служкина в больницу, и там ему наложили гипс. С тех пор Служкин сидел дома, а в школе началась третья четверть.
Проснувшись, как обычно, после обеда, Служкин в мятой майке и драном трико, босиком, небритый, непричесанный, валялся на диване и от скуки пихал костылем в живот Пуджика, развалившегося на полу. В прихожей затрещал звонок. Служкин вскочил, подсмыкнул штаны и шустро попрыгал открывать. За дверью стояли занесенные снегом Маша Большакова и Люся Митрофанова. Служкин обомлел.
— Виктор Сергеевич, нас Роза Борисовна прислала! — затараторила Люська. — Она просила узнать, выйдете ли вы на работу в феврале!..
— Нет, — сказал Служкин и тотчас спохватился: — Да что же это я!.. Вы заходите, девочки, немедленно!.. — Обретая напор, он взял Машу за рукав шубки. — Заходите!.. Это я растерялся — то не было ни шиша, то луку мешок… Митрофанова, залетай!
Маша вошла неуверенно, нехотя, а Люська любопытно озиралась.
— Раздевайтесь, будем чай пить, — объявил Служкин. Маша хотела возразить, но он закричал: — Нет-нет! Вода дырочку найдет! — И ловко упрыгал на костылях в кухню.
Девочки вошли в кухню, смущенно оправляя кофточки и юбки. Люська из-за Машиного плеча зыркала по сторонам, вертя головой.
— Вранье на третьей парте написано, что у меня на кухне календарь с лесбиянками висит, — сказал ей Служкин. — Рассаживайтесь.
Он неловко поднял чайник, оперевшись на костыль всей тяжестью.
— Давайте, я вам помогу, — тихо сказала Маша и, не глядя на Служкина, обеими руками перехватила у него чайник.
— И не читала я, что там написано на третьей парте! — возмутилась Люська, усаживаясь. — Больно надо еще…
Служкин облегченно свалился на табуретку, вытянул ногу в гипсовом сапоге и костылем незаметно задвинул за холодильник стоящую на полу пустую банку из-под сливы в крепленом вине. Страдая, он несколько раз навещал подвал и проделал в алкогольно-финансовых планах Будкина внушительные прорехи.
— Вы извините меня за мой вид затрапезный, — вспомнил он.
— Ерунда, — улыбнулась Маша, тоже присаживаясь за стол.
— Ну, что там в школе новенького? Рассказывайте, — велел Служкин.
Маша задумалась и пожала плечами.
— Пока вы болели, ваш кабинет обокрали! — выпалила Люська и уставилась на Служкина так, будто с ним от этого известия должен был случиться паралич.