— Мама, ну пойдем, — теребила ее Ленка.
— Куда? — очнувшись, испуганно спросила Катя.
— За фееечкой, ты же обещала.
— Да-да, сейчас, сейчас. А, может, сходим лучше в «Макдоналдс»?
Обычно Катерина не приветствовала походы в подобные заведения, но сейчас с ужасом думала о том, что в последнее время дочка действительно потеряла аппетит.
— Давай! — радостно запрыгала Ленка. — А ты купишь мне хеппи-мил со Шреком?
Катерина готова была купить всё что угодно, лишь бы никогда не знать и не слышать про НИИ онкологии. При одном только воспоминании о посещении этого учреждения и профессионально-сочувственном взгляде молоденькой докторши у нее до сих пор мороз пробегал по коже.
Докторша долго мяла Ленку, как тряпичную куклу; говорила, что не нужно отчаиваться; что детская онкология достигла значительных успехов и что в 80 % случаев удается добиться не только длительной ремиссии, но и полного излечения. Катерина слушала и послушно кивала, а перед глазами стояла одна и та же картина: мрачный больничный коридор и женщина, держащая на коленях лысого мальчика. Она очищала для него фисташки, а мальчик мотал головой и закрывал рукой рот. Катя смотрела на них и искренне недоумевала: почему мать этого мальчика не плачет, а методично продолжает разламывать скорлупки орехов?… А врачиха все говорила и говорила. О необходимости сделать пункцию костного мозга, об обязательной разработке особой диеты, о… А в голове Катерины билась одна-единственная мысль: «За что? Почему всё это случилось с нашей Леночкой?? А что, если… Если это проклятие? Самое натуральное проклятие на их семью?»
Неделю спустя, возвращаясь на машине с дачи подруги, она проезжала мимо кладбища в Парголово и, случайно приметив небольшую церквушку, инстинктивно остановилась. Припарковала машину, надела забытую Леночкой на заднем сиденье детскую косынку и не без робости переступила порог храма. Хотя до конца так и не понимала: зачем она пришла сюда и что хотела здесь найти.
У свечного ящика толпились люди, подавая записки и получая просфоры. «Булочки!» — мелькнуло в сознании Катерины, и, повинуясь внезапному импульсу, она встала в очередь. Но, очевидно, просфоры полагались не всем, потому что раздающий их служитель вопросительно посмотрел на нее и спросил:
— Сколько записок подавали?
Катя смутилась и, делая над собой усилие, чтобы не расплакаться, сказала:
— У меня дочка болеет.
Служитель поинтересовался, крещен ли ребенок, и, выслушав положительный ответ, посоветовал заказать сорокоуст о здравии. Катерина не знала, что такое «сорокоуст», но послушно кивнула головой.
— Как зовут дочку? — спросил он, открывая блокнот и приготовившись писать имя.
— Лена…
— Елена, — поправил служитель и, строго взглянув на Катерину, достал из корзины просфору.
Спрятав «булочку» в сумку, Катя купила самую дорогую свечку, руководствуясь обывательским принципом «чем дороже, тем лучше», вошла внутрь, присела на деревянную лавку возле стены и…расплакалась.
— У вас что-то случилось? — некоторое время спустя услышала она рядом с собой тихий голос.
Подняв голову, Катя увидела худощавого седовласого священника. Слезы еще сильнее полились из ее глаз, и, не отдавая себе отчета в том, что происходит, она принялась рассказывать батюшке всё. Всё то, что камнем лежало на сердце и буквально рвалось наружу.
Священник слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов. И лишь после того, как Катерина замолчала, покачал головой и тихо сказал:
— Мне сложно давать вам советы, потому что я не знаю вас, но не нужно связывать болезнь дочери с проклятием. Проклятия имеют обыкновение оборачиваться против тех, кто их посылает. Мне кажется, в вашем случае это скорее призыв к покаянию и необходимость задуматься над собственной жизнью. Спросите себя, в чем вы, ваш муж согрешили перед Богом? Если каким-то образом вы открыли свою душу дьяволу, то и безо всяких проклятий можно иметь множество проблем, справиться с которыми будет очень нелегко.
— Но, даже если мы с мужем в чем-то виноваты, почему должна страдать Лена? Она никому не причинила зла!
— Вы задаете очень сложный вопрос. Я мог бы долго рассказывать вам об ответственности детей за грехи родителей, но боюсь, что эти слова сейчас лишь запутают вас. В храм нужно ходить постоянно, а не захаживать сюда от случая к случая. Впрочем, хорошо уже то, что вы пошли не к колдуну, а в церковь, — улыбнулся он.
Катя хотела спросить у него, что же ей теперь делать, но побоялась показаться смешной. К тому же слова о Боге и дьяволе, о которых священник говорил так, словно они действительно существуют, определенно смущали Катерина. И, словно прочитав в ее глазах этот невысказанный вопрос, он легонько дотронулся до ее плеча и со словами: «Молитесь, Господь управит» — ушел.
Молиться Катя не умела. Сжимая в руках остроконечную свечу, она подошла к иконе, с которой на нее смотрел лик Христа. Она не знала, как и какими словами следует просить Бога, чтобы зло, нависшее над Леночкой, остановилось. Свеча перед иконой горела узким ровным пламенем. «Господи! Милостив буде мя грешной» — вдруг вспомнились Катерине слова из какого-то старого кинофильма, и неожиданно она почувствовала как сжимающий ее сердце обруч… слабеет.
О своем стихийном походе в церковь Катя никому не рассказала. Даже мужу, хотя тот, в отличие от нее, считал себя человеком убежденно православным. Но, рассказав Борису об этом, следовало бы тогда и признаться и в той страшной догадке, которая посетила Катерину после разговора со священником. А догадка эта зиждилась на оброненной батюшкой фразе об ответственности детей за грехи родителей.
Катерина доподлинно не знала, чем именно зарабатывает на жизнь ее муж: между ними на эту тему всегда существовало жесточайшее табу. Однако, будучи женщиной далеко не глупой, она отдавала себе отчет в том, что финансовое благополучие их семьи основано на мужних трудах, кои праведными отнюдь не были. А следовательно, и те бешеные, по ее меркам, деньги на двухнедельный курс лечения во франкфуртской клинике, которые Борис умудрился собрать за каких-то три недели, были…
«Нет! — Катерина решительно тряхнула головой. — Лучше даже не думать об этом». Но не думать об этом было невыносимо. Равно как и о том, что раньше, в своей прежней, еще до нее жизни, муж был на войне. И не на одной. И там он занимался тем, что убивал людей. Катерина знала об этом почти наверняка, хотя и эта тема в их семье относилась к разряду запретных.
С некоторых пор она всё чаще вспоминала постер, увиденный из окна маршрутки, на которой Катя с Леночкой возвращались из института онкологии, — портрет писателя Грина и огромные буквы: «Будьте добры друг к другу. От зла происходит зло». В иной день Катерина лишь снисходительно улыбнулась бы незатейливости создателей этой социальной рекламы, но только не теперь. Теперь, после встречи со священником, она почти не сомневалась, что эта реклама появилась перед ее глазами специально. Для того чтобы отныне постоянно напоминать ей о том, что грехи родителей ложатся на хрупкие, беззащитные плечи детей…