— Да вы что? Сколько-сколько?
— Знать надо, сколько! — возникла кассирша. — Пришел, ишь умный. Ты когда такое вино пил? Это же ужас какой-то! Совсем обнаглели!
— Да, — скорбно сказал Вовка. — Никогда не пил и, наверно, не буду. Забирайте свое вино. Этот еще уставился. Оставляю, — обратился он к охраннику. — Пей сам. За здоровье моей собаки.
— Ах ты… — охранник сделал неловкое движение навстречу Вовке, наткнулся на поток выходящих покупателей, Вовка нечаянно сбросил на пол несколько пустых пакетов, поднял и, оказавшись на улице, с удовлетворением разглядел свою прекрасную добычу. Он разделил ее поровну. Позавтракал своей половиной и разорвал на кусочки вторую. У дома ушел подальше от будки охраны у ворот, приник к решетке. Они появились — не запылились. Добрая женщина и две собаки. Одна гуляла спокойно, а Вовкин цуцик носился по двору как угорелый. Оказавшись недалеко от ограды, он притормозил, принюхался, подбежал и начал с удовольствием поедать разбросанные сквозь решетку куски колбасы. Вовка смотрел на него из-за колонны. Пес вдруг поднял голову, и они встретились, два взгляда: усталый, слезящийся и шоколадный, блестящий.
— Что ж такое творится! — раздалось рядом. Женщина бежала к собаке. — Чарли, ты что нашел? Как не стыдно хватать что попало! Как будто дома тебя не кормят.
Вовка повернулся и быстро пошел прочь. Голова была переполнена информацией, сердце — чувствами. «Чарли его назвали. «Что попало. Дома кормят». Колбаса-то понравилась. Меня узнал. Дружок мой единственный».
Дина договорилась с Аленой пойти следующим вечером на презентацию новой коллекции украшений в «Черный бриллиант». Она приняла это решение главным образом потому, что Алена на нем не настаивала. Наоборот, она была совершенно безучастной, подавленной и не склонной к разговорам.
— Нам это необходимо, — заявила Дина за обедом. — Я до сих пор не видела, как выглядят «счастливые» бриллианты.
— Счастливые бриллианты? — поразилась Анна Ивановна. — Это что ж такое? Чем они отличаются от несчастных?
— Свободой, — мрачно объяснила Алена. — Они не закреплены в оправе, а свободно плавают внутри полого прозрачного камня. Болтаются как люди, которым кажется, что они от этого счастливы.
— У тебя чудесное настроение, — улыбнулась Дина. — Самое время на людей посмотреть и себя показать. Прошу, не надевай завтра черный брючный костюм. Давай откроем весну.
На рассвете Дина как обычно вышла в сквер с собаками и подумала, что назвать весной эту промозглую слякоть может лишь человек, впавший в эйфорическое слабоумие. Тем не менее они отгуляли свой час, купили свежие газеты в одном раннем киоске и отправились домой спать. Раздвинув шторы в двенадцатом часу, Дина зажмурилась, так неожиданно засияло мартовское солнце. Да вот же она, весна! Если она сегодня не купит себе «счастливые» бриллианты, то когда же их покупать!
Наблюдая за беготней собак, Дина обратила внимание, что Чарли цепляется за ворс ковра лишними, «прибылыми» пальчиками на задних лапах. Она перехватила пса на бегу, подняла к себе на колени и осмотрела.
— Аристократическое излишество, — сообщила она внимательным шоколадным глазам. — Династический порок, если тебе это о чем-то говорит. Ничего страшного, но ветеринару показать нужно.
Топик при слове «ветеринар» быстренько лег и закрыл глаза, как будто он давно и крепко спит. А Чарли с готовностью спрыгнул с коленей и завертел хвостом, давая понять, что с Диной он хоть на край света.
— Ты у нас самый храбрый, — с уважением призналась она ему и стала быстро собираться. В гостиной Анна Ивановна уже разговаривала с Аленой. Скоро приедут стилист, парикмахер, и они начнут готовиться к вечеру.
* * *
— Нет, Анна Ивановна, ничем он меня не обидел. Наоборот, обращался, как с королевой, а не как с женщиной на одну ночь. — Алена похудела, осунулась. Она сидела на диване, съежившись, высоко подняв плечи, как будто у нее что-то болело, и беспомощно щурила глаза. Анна Ивановна впервые заметила, что она близорука. — Просто такие вещи понимаешь сразу. Что бы ты ни сделала, как бы ни лезла из кожи вон, что бы он ни делал, что б ни говорил — тебя для него нет. Ты пустое место.
Анна Ивановна не верила своим ушам и глазам. Когда она открыла дверь и увидела бледную, удрученную Алену, у нее сердце оборвалось: что- то случилось! Выяснив, что все живы, и напоив Алену чаем, Анна Ивановна так умело повела разговор, что Алена сама захотела с ней поделиться. Анна Ивановна изо всех сил скрывала свое изумление. Алена влюбилась? Безответно? В Игоря? Когда она думала об Алениной личной жизни, то представляла себе очередь олигархов, добивающихся ее благосклонности. Такая шикарная, стильная, недоступная женщина. Игорь, конечно, мужчина симпатичный, но совершенно из другой оперы. К тому же не надо быть большой умницей, как Алена, чтобы понять: он не просто любит Катю, порабощен ею навеки. В такой ситуации придумать слова утешения трудно. И все-таки Анна Иванова попыталась.
— Знаешь, это мнительность. Ты чего-то ждала, была к нему чересчур внимательной, вот и мучаешься сейчас, все по-своему трактуешь.
— Да что тут трактовать, Анна Ивановна, — горько улыбнулась Алена, и глаза у нее влажно заблестели. — Он после ночи любви во сне Катю звал и плакал.
— Катю… — растерянно пробормотала Анна Ивановна. — Но это же его жена, и она больна. Такая напасть. Знаешь, я сплю одна, но если бы мне сказали, что я ночью Катю зову и плачу, я бы не удивилась.
— Если бы вы плакали, я бы тоже не удивилась. Но он — в той ситуации, после такой ночи…
— Алена, ты б себя не накручивала. Он привык о ней думать, а ты все-таки свалилась на него как снег на голову. Катя — очень красивая, милая женщина, но она не столь шикарная, как ты. Я к тому, что к таким, как ты, привыкнуть сложнее.
— Анна Ивановна, к таким, как я, привыкать не надо. Нас, таких, пруд пруди. Мы жизнь положили на то, чтобы шикарно выглядеть. Я с детства знала, какие мышцы нужно накачивать, какие витамины пить, сколько бегать, сколько плавать, сколько времени и денег убивать на косметологов, стоматологов, дизайнеров одежды. У меня не очень богатые родители, поэтому я рано научилась зарабатывать. Я всю жизнь пашу как лошадь, чтобы выглядеть, как шикарная кляча. Вы правы: какая- то очередь, условно говоря, олигархов существует. Но у меня на них аллергия! Я всегда думаю на свидании: вот я, бывшая школьная уродина, и вот он — школьный двоечник, дубина, научившаяся деньги воровать. Что изменят эти деньги?
— Ну, не скажи. Деньги меняют многое.
— Не то, что нужно. Моя беда в том, что я всегда знала, чего хочу. У нас в школе был один мальчик, который всем нравился. Красивый, отличник, добрый, умный, великодушный. Он мне каждую ночь снился. И была школьная красавица. На Катю, кстати, немного похожа. Пока мы все доводили свою внешность до совершенства, с каждым прыщиком бегали к пластическому хирургу, она плевала на все с высокой колокольни, ела пирожные, конфеты постоянно. А мы слюни пускали и дорогие зубы берегли. У нее передние зубы косо росли, но ее это совершенно не волновало. И на физкультуре она стояла предпоследней из-за роста, и живот распускала, и надеть могла жуткое тряпье. Все равно этот мальчик, как и все остальные, так в нее влюбился, что однажды прыгнул зимой с обрыва в чуть подмерзший пруд. Она от нечего делать ему приказала. Потом он несколько месяцев болел.