* * *
Вечерело. В «Музыке крыш» уже вовсю играли живую музыку, а батарея пустых графинчиков на поверхности столика, за которым сидели Андрей, Ольга и «мегазвезда» Цыганкова возросла до четырех единиц. Между графинчиков был установлен распечатанный на цветном принтере снимок, запечатлевший на фоне входной квартирной двери за номером 74 двоих головорезов в «балаклавах» с автоматами наперевес.
— …А электронная почта у вас на глобальных поисковиках или корпоративная? — выясняла у журналистки Прилепина.
— Это редакционный адрес. Но узнать его не проблема — он есть на моих визитках. И в социальных сетях, разумеется.
— Маша, а как давно вы переехали в эту квартиру?
— В том-то и дело, что я нашла этот вариант всего месяц назад. Мой новый адрес даже в редакции пока не все знают — только друзья и водители служебной развозки. Ну и руководство, разумеется…Ума не приложу, как эти злодеи могли его вычислить.
— Ну, это-то как раз не проблема, — мрачно процедил Мешок. — За вами банально могли поставить ноги, они же хвост.
Столь пессимистичное предположение повергло Марию в шок.
— Вы думаете: всё зашло настолько далеко? — прошептала она, округлив глаза.
— Я пока ничего не думаю. Кроме того, что автоматы у этих ребят, судя по всему, настоящие. Не игрушки и не муляжи.
— Ой, мамочки! Что же мне теперь делать?!! Андрей Иванович, вы… вы же меня… защитите?
Андрей с Ольгой быстро переглянулись, что не ускользнуло от внимания Цыганковой, которая тревожно-вопросительно уставилась на Мешка как на старшего.
— Видите ли, Маша, — немного смущенно начал объяснять тот, — ваш случай… ваша история… безусловно заслуживают того, чтобы их проверкой занялись соответствующие органы. Однако это всё… — он указал на снимок, — не совсем… немного не по нашему ведомству.
— Как это не по-вашему?! — возмутилась Цыганкова. — Я специально изучала нормативные документы, касающиеся вашего подразделения. В соответствии с указом президента разработан целый перечень категорий лиц, подлежащих государственной защите. Начиная от судей и заканчивая служащими Счетной палаты.
— Маша, но, насколько я помню, журналисты в этот перечень…
— Да, этим указом защита сотрудников СМИ не предусмотрена. Но согласно недавним заявлениям премьер-министра, программа госзащиты СМИ будет включена в готовящийся национальный проект федерального закона по борьбе с коррупцией. Журналистов, ведущих антикоррупционные расследования, станут защищать как свидетелей. Я это очень хорошо знаю, поскольку лично готовила на эту тему большой материал для нашей газеты.
Андрей вздохнул:
— Маша, снимаю перед вам шляпу. Вы прекрасно ориентируетесь не только в действующем, но и в будущем законодательстве. Но, видите ли, мы — люди служивые, люди подневольные. Нам приказывают — мы исполняем. Скажут катать квадратное — будем катать. Но! Только ежели будет получено соответствующее задание, завизированное уполномоченным на то милицейским руководством. Но, боюсь, в вашем конкретном случае получить такую визу — архисложно.
— Значит, вы отказываетесь мне помочь? И пусть меня убивают, так? — уточнила Цыганкова, изо всех сил стараясь говорить бодро.
— Нет, не так. Я лично, да и Ольга Николаевна, думаю, тоже готовы оказать вам любую помощь. От консультационных услуг до физической охраны во внеслужебное время. Но всё это — исключительно на неформально-дружеской основе. По-другому — просто не получится.
— Значит, говорите, по-другому не получится? — В голосе журналистки прозвучало нечто, отдаленно напоминающее вызов.
— Увы! — развел руками Мешок.
— Что ж, посмотрим!
Цыганкова резко поднялась из-за стола и с гордо поднятой головой удалилась, даже не попрощавшись.
— Нет, ну ты видала, какая молодежь растет?! Каков апломб, а! А гонору-то, гонору! — проводил ее обалделым взглядом Андрей. После чего добавил, с ворчливой снисходительностью: — А вообще, Машка — большая молодчина. Чую, далеко пойдет девочка!.. Знаешь, Олька, надо бы нам и в самом деле покрутить на досуге темку. Что-то меня во всей этой истории смущает. Но вот что?
— Меня тоже. Смущает, — согласилась с его почином Прилепина. — Особенно первое письмо с черепом, крестом и свечой. Как говорит мой Денисыч: «Где-то я уже эту косточку видел…»
Санкт-Петербург,
31 августа 2009 года,
понедельник, 00:18 мск
Когда основательно накачавшийся Мешок видел уже второй пьяный сон, а Ольга безуспешно пыталась уложить сына, расшалившегося накануне последней «каникульской» (термин Дениса) ночи, в пространстве модных лобби-баров, где, как правило, и обсуждаются все главные неформальные новости и интриги городка, местное время только-только приблизилось к «рабочему полдню». В одном из таких баров сейчас как раз и проходила полуделовая встреча бизнес-авторитета Харлампиева и еще только стремящегося стать таковым «молодого, да раннего» Севы Гая.
Посетителей в зале было немного: не более десятка человек, преимущественно иностранцев. Все они много курили и с небрежным достоинством потягивали фишку местного заведения «Юлиус Майнл» — весьма достойный австрийский кофе. Харлампиев и Гай за Европами не тянулись и, оставаясь верны традициям, неспешно глушили шведский «Абсолют», заедая его лимончиком. Их телохранители, детсадовским рядком послушно сидящие на диванчике у входа, не курили и не пили ничего. Потому как издержки профессии.
— …На прошлой неделе водил своего пацана на премьеру нового Джеймса Бонда, — предсказуемо издалека зашел Харлампиев.
— Ну и как? Я тоже собирался, да времени не нашлось. Бизнес, бля, все силы отнимает.
— И не ходи. Не советую — фуфло полное, даже пацану не понравилось. Прав был старик Хичкок: «Для хорошего фильма важны три вещи: сценарий, сценарий и сценарий».
— Так он же Хиддинк, — удивился Гай.
— Кто? — еще больше удивился Харлампиев.
— Тренер сборной.
— М-да… Тебе бы, Сева, не мешало малость поработать над собой. Общий культурный уровень повысить и вообще…
— На фига? Это вон пущай Владимир Абрамович книжки читает. А я из бананового в балетный бизнес переходить не собираюсь [5] . По крайней мере — пока не собираюсь.
— Ну-ну… Не приведи Господь дожить! А знаешь, кого я там, в киношке, в отдельной ложе встретил?
— Неужели Валентину Ивановну?
— Смешно… Анзори.
Явно заинтересованный, Сева инстинктивно подался вперед: