— Да-да, сделайте одолжение, голубушка.
Народ захлопотал по поводу чайной церемонии, а Вульф отвела Ольгу в сторонку и вполголоса пояснила:
— Видите, Иоланта Николаевна, какие у нас тут страсти бушуют? Контр-пропаганда лупит из всех калибров. Чую, скоро всех нас до кучи обвинят в отравлении окрестных колодцев, распылении спор моровой язвы и в пожирании христианских младенцев.
— Да уж, дело поставлено на широкую ногу, — поддакнула Ольга, силясь вспомнить, откуда ей известно это словосочетание: «Оредежские зори?» («Ах да, ну конечно!»)
— Анна Бернгардовна, у нас по плану после обеда, кажется, камеральные работы намечены?
— Именно. Так что, пока студенты будут обрабатывать результаты исследований и вычерчивать планшет, вы вполне можете заняться своими делами.
— А нельзя ли в таком разе отпустить Ксению Синюгину с занятий на часик пораньше? Хочу попросить её отвезти меня в Сиверский… По личному делу…
Ленинградская обл.,
пос. Сиверский
7 июля 2009 года,
вторник, 18:25
Редакция газеты «Оредежские Зори» располагалась по соседству со зданием администрации муниципального образования, наглядно демонстрируя тем самым тезис об интимной близости органа исполнительного с органом печатным.
— Ксюша, где-нибудь здесь остановись… Ага… Спасибо. Ну, думаю, что за полчасика управлюсь.
— А мы с Мишкой пока магазинам прошвырнемся. Вот только, боюсь, полчаса для местного шоппинга — это запредельно много. Ладно, сейчас у нас 18:25. Короче, в 19:00 встречаемся здесь, возле машины.
— Иоланта Николаевна, вам там случайно помощь не требуется? Или грубая мужская сила? — галантно предложил свои услуги Супонин.
— Да нет, Миша. Думаю, сама справлюсь.
— Если что, свистите. Мы тут по близости будем.
— Договорились, — улыбнулась Ольга. — Вот только я свистеть не умею…
Все трое вылезли из серебристого «Пыжика», подаренного Ксении папой на двадцатилетие, и разошлись в разные стороны: ребята двинули в поселковый универмаг, а Прилепина поднялась на крылечко двухэтажного, чуть скособоченного домика и, толкнув скрипучую дверь, вошла в помещение редакции.
Темный, абсолютно пустынный коридор. Сырые, грубо отштукатуренные стены. Шибающий в нос устойчивый запах плесени… Во внутренних редакционных интерьерах довлел стиль «провинциальное убожество», красноречиво свидетельствующий о том, что о коммерческой успешности газеты «Оредежские зори» говорить не приходится. Ольга постучалась в последнюю по коридору дверь, на которой кривенько красовалась табличка «Гл. редактор», и не дожидаясь приглашения, зашла.
Константин Павлович Гронский, в затрапезном растянутом-перетянутом свитере и выцветших джинсах, сидел за своим рабочим захламленным бумагой столом и задумчиво пускал колечки в потолок. В минималистически обставленном кабинете привлекали внимание лишь две вещи — огромное, во всю стену окно, выходящее на площадь, и примитивистская картина неизвестного художника, изображающая глухарей на токовище. При том что в уважающих себя солидных редакциях на этом месте неизменно помещается портрет Президента. На крайний случай — Премьера. В идеале — обоих.
— Добрый вечер, Константин Павлович.
— Это вы?! — редактор уставился на Прилепину с искренним изумлением. — Какой неожиданный сюрприз! Но, признаюсь, приятный… Здравствуйте, Ольга Николаевна. А я…верите, нет?… я вспоминал вас. Да, но как вы меня разыскали?
— Ваша визитка.
— Точно! Что-то я последние дни стал совсем тупить… Проходите, располагайтесь. Чай, кофе, сок? Колодезная вода?
— Кофе, если можно. На колодезной воде.
— Растворимый устроит?
— Без проблем! — подтвердила Ольга, не без опаски усаживаясь в старенькое продавленное кресло.
— Минуточку! — Гронский принялся суетливо хлопотать вокруг электрочайника. — Позвольте узнать, какими судьбами?
— Я к вам по делу. Исключительно на правах нашего с вами случайного знакомства.
— Да я понимаю, что не просто так, в гости. Слушаю вас внимательно.
— Константин Павлович! Вы не могли бы меня представить вашему корреспонденту?
— Какому из двух? Штат у нас здесь, мягко говоря, невелик.
— Его зовут Петр Сидоров. Вернее, я так понимаю, этим незамысловатым псевдонимом он подписывает свои столь же незамысловатые материалы.
— Вы удивительно прозорливы, — выдержав паузу, сказал Гронский, заметно напрягшись, и поставил перед Ольгой чашку. — Петр Сидоров — это… Короче, это был мой материал.
— Ваш?!
— Да. — кивнув, сухо подтвердил редактор. — Готов выслушать ваши претензии
Монолог Прилепиной, в котором она попыталась коротенько изложить суть претензий, в общей сложности занял минут пятнадцать. Всё это время Гронский несколько раз пытался было вступить в полемику, но своими доводами еще больше распалял яростную защитницу студенческих прав и свобод.
— …Да перестаньте вы, Константин Павлович! Факты!.. Если здесь и есть факты, то разве что факт публикации недостоверных сведений, порочащих репутацию вуза! Равно как факт публичной клеветы в адрес одного из студентов этого вуза. Я, конечно, догадываюсь, что ваш орган целиком заточен под желания вашей администрации…
— Кто у меня заточен? — недоуменно переспросил редактор.
— Орган. Печатный. А вы какой имели в виду? — огрызнулась Ольга. — Однако вам ли как главному редактору не знать, что ответчиками в суде будете выступать именно вы. А не муниципальная и районная администрации, под дудки которых вы устраиваете эти чёрнопиаровские танцульки! — здесь взгляд Прилепиной невольно упал на стол, на коем высилась кипа свежеотпечатанных газет. Она демонстративно брезгливо взяла в руки верхнюю и скривила губы в презрительной улыбке: — «Петр Сидоров»… Странно, что вы не додумались изложить этот материал в стилистике коллективного письма. «Мы, нижеподлизавшиеся» Вам самому-то не противно работать по принципу: «Цель оправдывает средства массовой информации»?… Еще и девушку несчастную приплели…
— Что значит приплёл? — решил все-таки попытаться перехватить инициативу Гронский. — Начнём с того, что это печальное событие действительно имело место быть. Молодая девушка, между прочим девственница, изнасилована, истерзана и убита. В течение недели ее ищут родные, близкие, друзья, милиция. В том числе, прочесывают лес. Но никто ничего не находит. Заметьте — это удаётся только вашему студенту. Который, оказывается, имеет привычку гулять в лесу по ночам. Вам самой это не кажется подозрительным?
— Нет, не кажется.
— Это потому что вы заведомо встали на сторону своих подопечных. Качество, безусловно, похвальное. Вот только, поверьте, жизнь порой подбрасывает нам такие сюжеты… Что же касается вашего вопроса… Скорее, здесь я с вами соглашусь. Мне действительно противно. Противно всем этим, — он горько кивнул в сторону газетной кипы, — заниматься… Вы абсолютно правы, Ольга Николавна: мы полностью зависим от местных властей. Шаг влево, шаг вправо считается побегом. Нет, нас не расстреляют — нас всего лишь выставят на улицу.