– Добрый вечер, давно ждешь? – отвлек ее баритон.
А вот и он… Покровский уселся за стол, на соседний стул водрузил кожаный портфель (Камилла заметила: молодые мужчины предпочитают кейсы, а тем, кому за сорок, – портфели), взял ее руку и приложился к ладони влажными губами. Нежно и трепетно приложился, а лицо-то потное, сальное…
– Привет, – сказала она, высвобождая руку. – Как дела?
– Все, Кама! – Покровский откинулся на спинку стула, приподнял ладони и в порыве торжества стукнул пальцами по столу, будто ставя окончательную точку. – Я свободен. Ты сделала заказ? Не мешает отметить завершение тяжелейшего этапа в моей жизни.
– Закажи сам, – лениво отмахнулась она, покосившись на молодого мужчину, который к ее персоне отнесся, как к пустому месту. Но он в ее сторону больше не смотрел ни случайно, ни намеренно, просто напрашиваясь на месть.
Тем временем Покровский подозвал официантку и, поскольку он здесь бывал часто, заказ сделал без изучения меню, после чего обожающе уставился на скучающую Камиллу, а может, обиженную, посему поторопился загладить свою вину:
– Прости, не всегда удается попасть вовремя на встречу…
– О чем ты? – не поняла Камилла.
– Ну, я же опоздал… Ты меня не слушаешь?
– Ах, об этом? Не бери в голову. Итак, ты развелся.
– Да. Вышло по-моему, правда, адвокату пришлось ужом вертеться, да и судье кинули, но я доволен, а ты?
Ответа он не удостоился – помешала официантка, поставившая на стол вино, минеральную воду, холодные закуски. Во время вынужденной паузы Камилла снова скосила глаза на пару за соседним столиком – ах, ах, молодой человек протянул бархатную коробочку спутнице, та всплеснула руками, схватилась за щеки и взяла.
– Я сам, вы свободны, – бросил официантке Покровский, забирая бутылку, когда та вознамерилась разлить вино по бокалам. – Кама, давай выпьем не за то, что прошло, я имею в виду мой развод, а за то, что светит. Светишь ты, значит, за тебя.
Что ж, она выпила, раз этому кретину не терпится обмыть свою катастрофу, тем более вино супер. Нет, может, оно и из дерьма сделано, но цена такова, что и уксус покажется нектаром. Изголодавшийся Покровский забрасывал в рот пластины холодного мяса со скоростью пылесоса, намазывал на хлеб горчицу, которая оставалась на губах, он утирал ее салфеткой, не переставая торопливо жевать. «И это обрюзглое, свиноподобное ЧМО считает, что оно с маркировкой «экстра-класс»? – думала Камилла.
– Кама… – запивая горчичное жжение, произнес Покровский, кривясь. – После ужина поедем ко мне, а завтра заберем твои вещи.
Вот и настал миг остудить пыл в его рыхлом теле и худой голове, а для Камы это – все равно что идти по лезвию бритвы, не зная, чем закончится следующий шаг. Риск, непредсказуемость момента, в какой-то мере опасность, скандал – разве это не способ разнообразить застой в тихом омуте? Она выпила вина, поставила бокал и, сложив на столе руки, печально сказала:
– Я много думала… Это была ошибка с нашей стороны.
– Что именно? – Покровский еще не догадывался, в какую он попал западню.
– Развод, – ответила Камилла. – Мы забыли, что на чужом горе счастья не построишь. Семью не надо было разрушать…
Еще одного изменщика ждала дома обманутая жена, дымя сигаретами, словно проснувшийся вулкан. Собственно, в адовых муках Антонина провела несколько часов, но и этого достаточно, чтоб сдохнуть от инфаркта. М-да, узнать об измене – это все равно что яду выпить с просроченным сроком годности и потом мучиться от чудовищных болей, долго не умирая.
Но Антонина была крепка, как гранитная плита, которой она непременно придавит мужа насмерть. Это ничего, что она мала ростом, кое-кто (муж в частности) шутки шутит, мол, ее параметры: метр на метр, а талия сползла на щиколотки, но постоять за себя, за свое оскорбленное достоинство она в состоянии. Правда, все это отнюдь не означает, что просроченный яд не проник в мозг и душу, которая ой как болела…
Щелкнул замок. Антонина загасила сигарету, запила ее рюмкой коньяка для расширения сосудов, чтоб они не лопнули, и, подперев щеку кулаком, ждала появления благоверного. Дверь распахнулась…
Евгений Богданович в сорок пять выглядел моложе жены на добрый десяток лет, а ей недавно исполнилось сорок два. Надо полагать, это благодаря увлечению спортом он так строен и подтянут, резв и оптимистичен, да и морда у него привлекательная. А зачем Антонине, заурядной во всех отношениях, кроме карьеры, держать рядом с собой среднестатистическое ничто? Она дала ему все, чем богата, но муж оказался неблагодарной свиньей.
Насвистывая, он бросил кейс в кресло, после чего его взгляд попал на бутылку коньяка. Жена-любительница выпить, у них в администрации попойки часто устраиваются, он же не баловал себя излишествами. И накурено прямо в гостиной.
– По какому поводу? – поинтересовался он.
– По твоему, – процедила она, опершись пухлыми ладонями о колени и оттопырив в стороны локти.
В течение трех часов София слушала монолог-презентацию, журналистка по имени Вита соловьем заливалась, какая она крутая, как ее все боятся – от властей до фээсбэшников, в кабинеты которых она заходит, открывая ногой дверь. Ее принцип – распространять инфу (сплетню, если перевести на русский) так, чтоб потерялись концы первоисточника, далее кропай статейки и улыбки недовольным посылай, мол, это не я, народец базарит. Острые репортажи приглянулись Би-би-си, Виту бомбят звонками и зовут поработать на них в Москве с годик, потом для нее будут открыты все дороги: от Лондона до Рио-де-Жанейро. Уехать она пока не может, школьник сын на плечах (сын, разумеется, акселерат и вундеркинд, о чем мать распространялась добрых полчаса). Отдельная песня – мужчины, которые с ума сходят по Вите, забрасывают ее подарками, тащат в постель. Наконец добрались до интервью, уделив ему… пятнадцать минут. София недоумевала, почему Вита не записывает ее ответы, видимо, и память у нее выше средней.
К счастью, пришел Борис. Вита стреляла в него глазками, вероятно, проверяла, сможет ли очаровать мужа писательницы. Не вышло, и она отчалила.
– Что за страхолюдина была у нас? – мрачно поинтересовался Боря, весьма точно охарактеризовав облик Виты.
– Журналистка, – сказала София. – Брала у меня интервью. Да, внешность у нее скромная, зато мужчины от нее без ума, как она рассказала.
– И я могу рассказать, будто занял первое место в Штатах по бодибилдингу, да кто мне поверит? София, от убогих, ущербных людей держись подальше, они обделены природой и, как следствие, мстительны.
Настроение у Борьки хромает, причина в Софии. Но выправить отношения у нее нет желания, хотя он старается добить ее своим терпением, наступая на собственное самолюбие, а ведь не привык ущемлять себя ни в чем. В сущности, оба терпят друг друга, он добровольно, она – вынужденно. До сих пор ему не приходит в голову, что у нее есть другой мужчина, нет-нет, Боря уверовал: у жены временная блажь, корона писательницы сдавила ей голову, отчего пострадал рассудок, это пройдет. Если б все вернулось на круги своя, что уже невозможно даже теоретически, он стал бы прежним – доморощенным деспотом, изводящим жену детскими капризами и претензиями. Все равно жалко его, а вначале ей казалось, что проще простого уйти хотя бы к отцу, раз обстоятельства не позволяют пока быть вместе с Артемом.