– Милая девушка, честно говоря, я удивлен, что у вас в принципе могут быть какие-то проблемы! Вы совершенно не похожи на тех, с кем мне обычно приходится иметь здесь дело. Купят копеечные товары, а потом удивляются, что они – одноразовые. Вот взять, к примеру, вашу сумку: сразу видно, что она качественная, потому что дорогая. Я даже рискнул бы сказать – очень дорогая.
– Да, вы правы, я всегда покупаю именно такие вещи. Тем обиднее оказаться в рядах потребителей, чьи надежды оказались жестоко обмануты. – Я рассказала о полусапожках. – Гарантийный срок еще не прошел, а вот чек куда-то затерялся.
– Такое, к сожалению, нередко случается.
– В бутике мне заявили, что без чека претензии не принимаются. Понимаете, Дмитрий Александрович, дело не в деньгах, а в принципе! Я купила у них брендовую обувь, заплатила за марку, а что в результате? Вместо запрограммированных положительных эмоций – отрицательные. Знаете, что еще мне там сказали?
– Что?
– Что дефект незначительный и «молнию» вполне можно застегивать и без «собачки» каким-нибудь подручным средством, например, разогнутой канцелярской скрепкой. Каково, а?!
– Это хамство! Я могу себе представить, сколько вы заплатили за эту обувь. Пользоваться таким дедовским способом, как канцелярская скрепка, – это нелепость какая-то!
– И не говорите! Есть магазины, где на ценниках цифры на порядок меньше. Неужели я не могу отстоять свои нарушенные права потребителя лишь потому, что потеряла чек? Коробка у меня сохранилась, даже пакет с логотипом бутика остался.
– Это несколько упрощает решение вашего вопроса. Но вам надо быть готовой к тому, что придется потратить немало времени и нервов, чтобы отстоять свои законные права. Вы уверены, что вам это надо, что это не минутная блажь?
Вероятно, слова председателя Общества по защите прав потребителей мне следовало расценить как вежливый отказ в содействии. Но я сделала вид, что не поняла его полунамека.
– Да, мне это необходимо, – уверенно заявила я. – Меня не пугают никакие трудности. Ради принципа я готова на все! Такой уж у меня характер.
– Понимаю вас. Я сам такой же – пока не доведу дело до конца, не успокоюсь. Вот как раз сегодня я наконец закрыл один вопрос – с огромной «бородой» и, знаете, чувствую себя удовлетворенным. – Урюпин вольготно откинулся на спинку кожаного кресла.
– Поздравляю. А что за вопрос? – поинтересовалась я.
– Это длинная история, к тому же она покажется вам такой скучной… Честно говоря, я сам от нее не на шутку устал, но бросить задуманное на полпути не мог – дал себе слово, что восстановлю справедливость. Заключительный аккорд, надо сказать, получился очень эффектным.
Урюпин самодовольно закатил глаза к потолку. Невозможно было не задать себе вопрос – не о мести ли Краснощековым он говорил? А заключительный аккорд, это что – утренний звонок вдове? Валерия Юрьевна призналась мне, что этот человек разговаривал с ней по телефону по-хамски. Слова соболезнования прозвучали из его уст с неприкрытым злорадством. Глядя на самодовольные ужимки своего визави, я начинала верить в то, что он мог учинить столь мстительную выходку под воздействием своего эго.
– Дмитрий Александрович, я чувствую, что не зря обратилась к вам. Вы мне поможете. Ведь поможете? – уточнила я, преданно глядя в его прищуренные глаза.
– Вообще-то я очень редко сам берусь за такие дела, у меня для этого имеется полностью укомплектованный штат сотрудников. Честно говоря, мне хватает и административных проблем. Но для вас, – Урюпин вновь покосился на мою сумку, – я готов сделать исключение. Вы спросите меня, почему? Я вам отвечу. Как только я вас увидел, сразу понял, что мы с вами едины по духу. Ну как же не помочь единомышленнице?
Так, и куда же, Дима, тебя понесло? То, что ты надеешься на мою благодарность, уже понятно. Но вот на какую? Ты то на мою сумку смотришь, будто оцениваешь, сколько в ней лежит денег. То на мои ноги…
– Дмитрий Александрович, так с чего мы с вами начнем? – провокационно осведомилась я.
– С составления заявления. – Урюпин положил передо мной чистый лист бумаги и ручку. – Итак, начнем с шапки…
– Диктуйте!
Написать заявление до конца нам не удалось, потому что у меня не было при себе кое-каких данных, а точнее, артикула товара и полного наименования магазина, в котором я приобрела полусапожки. Мы договорились с Дмитрием Александровичем, что во второй половине дня я зайду к нему вновь.
– В вашем случае нельзя терять ни одного дня, – подсказал председатель общественной организации, раздевая меня при этом своим прищуренным взглядом.
Я вышла из кабинета Урюпина со стойким чувством антипатии к этому человеку. Неприятный тип, очень неприятный! К тому же очень злопамятный. Ясно теперь, почему Валерия Юрьевна заподозрила его в преступлении. Если он когда-то пообещал отомстить своим бывшим компаньонам, то непременно сдержал бы слово. А вдруг он все-таки и сдержал его? Какой такой вопрос с большой «бородой» он сегодня довел до логического конца и наконец-то получил моральное удовлетворение? Хотелось предположить, что именно тот, которым я и занимаюсь, но я понимала, что нельзя впадать в субъективизм. Нужны неопровержимые доказательства того, что Дмитрий Александрович причастен к похищению гроба с телом своего недруга. Как их раздобыть, я пока что не знала. Следующим пунктом моего плана была встреча с Кирьяновым.
* * *
В кафе «Полиглот» я пришла позже Володьки. Он уже сидел за столом и вкушал борщ. Я взяла легкий овощной салатик и присоединилась к нему.
– Что-то ты не в аппетите, – заметил Владимир Сергеевич. – Или на диете?
– Я все время думаю о пропавшем трупе. Какой уж тут аппетит? – Я нехотя ковырнула вилкой в тарелке. – А тут еще клиентка меня ее собственную версию заставила отрабатывать…
– Что, совсем никудышная версия, да?
– Ну, как тебе сказать, все вроде бы лежит на поверхности, а как это проверить – не знаю, – и я вкратце рассказала ему об Урюпине.
– Ничего, Танюша, ты что-нибудь придумаешь. Вон, как ты ловко с Фридрицким разобралась! Может, поделишься наконец своими соображениями – как его угораздило сгореть в собственной тачке?
– Его сгубили традиционные пороки – страсть к женщинам и тяга к курению.
– О как! А если поподробнее?
– Что тебе сказать? Антон девок менял чуть ли не каждый день. А недавно закрутил мимолетную интрижку с дочкой одного крутого бизнесмена. Она влюбилась в него по уши, а он ее скорехонько бортанул. Эта дурочка таблеток наглоталась и в больницу угодила.
– Почему же – дурочка? Мне один подследственный как-то раз заявил, что суицид – это высшая степень самокритики.
– Боюсь, что Ольхов не разделяет подобную точку зрения.
– Ольхов? – переспросил Кирьянов.
– Слышал о нем?