– Но ваши знания могли бы спасти мир!
Из кресла донесся странный звук. Это был смех, смех калеки.
– «Спасти мир!» Что за фраза! Именно этим и занимается ваша молодежь, как ей кажется! Они идут напролом, надеясь путем насилия и ненависти спасти мир. Но они не знают как! Им придется решить это самим, по велению собственного сердца и ума! Мы не можем предложить искусственный путь спасения мира. Нет. Искусственное великодушие? Искусственная доброта? Ничего подобного. Это не настоящее. Это ничего не даст. Это противно природе, самой сущности жизни… – И он медленно добавил: – Противно Богу. – Два последних слова прозвучали неожиданно отчетливо. Он оглядел своих слушателей; казалось, он молит их о понимании, но в то же время не надеется на него. – Я имел право уничтожить свое создание…
– Очень в этом сомневаюсь, – заявил мистер Робинсон. – Добытое наукой знание нельзя уничтожить.
– У вас есть право на собственное мнение, но непреложность факта вам придется признать.
– Нет, – с нажимом произнес мистер Робинсон.
Лиза Ньюман резко повернулась к нему:
– Что значит «нет»?
Ее глаза горели гневом. Красивая женщина, подумал мистер Робинсон. Женщина, которая, может быть, всю жизнь любила Роберта Шорхэма. Любила его, помогала ему в работе, а теперь жила рядом, помогая ему своим умом, даря ему чистейшую преданность без тени сожаления.
– Есть вещи, которые начинаешь понимать с возрастом, – сказал мистер Робинсон. – Не думаю, что я проживу долго. Прежде всего, я слишком много вешу… – Вздохнув, он оглядел себя. – Но я знаю некоторые вещи. Я прав, Шорхэм. И вам тоже придется признать, что я прав. Вы – честный человек. Вы не уничтожили бы свою работу. Вы просто не смогли бы заставить себя это сделать. Она где-то надежно спрятана и хранится под замком, может быть, даже не в этом доме. Думаю, хотя это только догадка, что ваши бумаги хранятся в каком-нибудь сейфе или в банке. И она тоже об этом знает. Вы ей доверяете. Она – единственный в мире человек, которому вы доверяете.
Шорхэм произнес, на этот раз почти отчетливо:
– Кто вы такой? Кто вы, черт возьми, такой?!
– Просто человек, который знает все о деньгах и о том, что с ними связано. О людях, их характерах, их повадках. Если бы вы захотели, то могли бы продолжить работу, которую прервали. Я не говорю, что вы могли бы заново проделать всю работу с нуля, но я думаю, что она, готовая, где-то лежит. Вы разъяснили нам свои взгляды, – продолжил мистер Робинсон. – Возможно, вы правы. Благо для человечества – вещь коварная. Бедный старый Беверидж, он хотел избавить людей от бедности, от страха, от чего бы там ни было, он думал, что создает рай на земле. Но рая не получилось, и вряд ли ваш «Бенво», или как там вы его называете, похож на патентованные консервы и создаст рай на земле. Благожелательность – тоже понятие неоднозначное. Это средство избавит людей от страданий, боли, анархии, жестокости и пристрастия к наркотикам. Да, ваш «Бенво» избавит мир от многих негативных вещей, но в том числе, может быть, и от тех, которые необходимы. Это может иметь значение для людей. Молодых людей. Этот ваш «Бенво» – теперь это звучит как патентованное чистящее средство – призван сделать людей благожелательными, и я допускаю, что, может быть, он также сделает их снисходительными и довольными собой, но есть вероятность, что, если вы насильно измените характеры людей и им придется жить с этими характерами до самой смерти, кое-кто из них, немногие, может обнаружить, что они обладают природной склонностью к тому, что их заставили делать насильно. Я имею в виду, они действительно способны изменить себя в течение жизни, но уже не смогут отказаться от новой привычки, которую усвоили.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал полковник Манроу.
Мисс Ньюман ответила:
– Он говорит чепуху. Вам придется принять ответ профессора Шорхэма. Он волен поступать со своими открытиями, как считает нужным, и вы не можете принудить его подчиниться вашей воле.
– Нет, – сказал лорд Олтемаунт, – мы не собираемся вас принуждать или терзать, Роберт, и не будем требовать открывать свои тайники. Поступайте, как считаете нужным. Это решено.
– Эдвард? – позвал Роберт Шорхэм. Голос опять подвел его, руки задвигались, и мисс Ньюман быстро перевела:
– Эдвард? Он говорит, что вы – Эдвард Олтемаунт?
Шорхэм вновь заговорил, и она повторила за ним:
– Он спрашивает вас, лорд Олтемаунт, действительно ли вы всем сердцем и умом желаете, чтобы он доверил вам проект «Бенво». Он говорит, что вы – единственный человек в обществе, которому он когда-либо доверял. Если эта просьба исходит от вас…
Джеймс Клик внезапно встал. Взволнованно, быстро, словно молния, он подскочил к лорду Олтемаунту:
– Разрешите помочь вам, сэр. Вы больны. Вам нехорошо. Будьте добры, отойдите немного, мисс Ньюман. Позвольте мне… к нему подойти. Я… у меня его лекарства. Я знаю, что нужно делать. – Он сунул руку в карман и вытащил шприц. – Если сейчас же не сделать укол, то будет поздно… – Он поспешно взял руку лорда Олтемаунта, закатал ему рукав, защипнул кожу между пальцами и поднес шприц.
Но тут, оттолкнув полковника Манроу, Хоршем бросился вперед, схватил руку Джеймса Клика и выдернул шприц. Клик сопротивлялся, но Хоршем был гораздо сильнее, да и Манроу уже был рядом.
– Значит, это вы, Джеймс Клик, – сказал он. – Изменник, притворявшийся верным учеником!
Мисс Ньюман уже была у двери, она распахнула ее и позвала:
– Сестра! Быстрее сюда, быстрее!
Появилась сестра. Она бросила быстрый взгляд на профессора Шорхэма, но он отмахнулся и показал туда, где Хоршем и Манроу все еще держали вырывающегося Клика. Она опустила руку в карман своего форменного халатика.
Шорхэм с трудом произнес:
– Это Олтемаунт. Сердечный приступ.
– Сердечный приступ, как бы не так! – взревел Манроу. – Покушение на убийство! Держи этого приятеля, – бросил он Хоршему и подскочил к сестре: – Миссис Кортман? С каких это пор вы служите медсестрой? Мы совсем потеряли вас, с тех пор как вы улизнули в Балтиморе.
Милли-Джин все еще держала руку в кармане. Когда она вынула ее, в ней оказался маленький пистолет. Она взглянула на Шорхэма, но Манроу заслонил его собой, а у кресла инвалида встала Лиза Ньюман.
Джеймс Клик крикнул:
– Убей Олтемаунта, Хуанита, быстро! Убей Олтемаунта!
Ее рука взметнулась, раздался выстрел.
Джеймс Клик похвалил: