Будущий тесть Федору понравился. Рослый красивый мужик с пышной шевелюрой, открытой улыбкой и сочным баритоном. Елена была очень на него похожа. Но вот мамаша…
Бледное бескровное лицо, узкие губы, тихий скрипучий, какой-то неживой голос. Увидев Федора, она ничего не сказала, только подняла брови и величественно протянула руку. Парень пожал ее, как полный дурак, после чего мать его невесты еще выше вздернула брови и едва заметно вздохнула.
За столом Федор был обеспокоен только тем, как бы не облить соусом галстук – Верка сказала, что братишка точно ее убьет, если с галстуком что-то случится.
Его посадили отдельно от Елены, что было совсем уж отвратительно. Соседка справа окинула его пренебрежительным взглядом, неприязненно скривилась, и в течение всего ужина он видел только ее спину. Зато соседкой слева оказалась полусумасшедшая старуха, которая раз пять за вечер громко спрашивала, кто он такой, как его зовут и что он делает в доме ее племянницы. В конце концов Федор по ошибке налил ей водки вместо воды, бабуля лихо хлопнула полстакана, угомонилась и оставила его в покое.
Когда гости разошлись, Ленин отец пригласил Федора в свой кабинет и налил ему дорогущего французского коньяка, который жених, надо сказать, нисколечко не оценил. Он так измучился за вечер, что считал минуты до своего ухода.
Тем не менее разрешение на брак было дано, и Елена, посмеиваясь, сообщила, что отец согласился на это назло матери. Они не ладят, слишком разные люди, Федор и сам это заметил.
В первое время молодые жили у родителей, и Федор считал этот период самым жутким в своей жизни. Теща при встречах в коридоре неизменно поднимала брови и смотрела на него рассеянно-удивленно, как будто припоминая, кто же это такой, сантехник или электрик, и что у нее в квартире не в порядке. По прошествии нескольких минут лицо ее светлело от воспоминания и тут же мрачнело от осознания трагической действительности.
Было ясно, что такой зять ее никак не устраивает, и тешится она только тем, что твердо знает: он в ее доме ненадолго.
Чтобы не озвереть окончательно, не сорваться и не наговорить теще гадостей, Федор окунулся в диплом и в работу. К тому времени подоспела перестройка, молодым нечего было терять, они рванулись в бизнес, как в прорубь – ни о чем не жалея и не сокрушаясь.
Удача пришла не сразу, однако из многочисленных переделок Федор выходил с относительно малыми потерями. Он много работал – чтобы добиться успеха и как можно меньше бывать дома.
Через несколько лет умер тесть, его понизили в должности, но все же не выгнали с работы. Умер он в одночасье от сердечного приступа у себя в кабинете.
К тому времени молодые давно отселились, Елена бросила работу и занималась домом, как она выражалась. Федору было недосуг вникать в ее занятия, он был по горло занят бизнесом.
Она же, как понял Федор с большим запозданием, полностью окунулась в бурно развивающуюся тогда светскую жизнь – в тусовки, вечеринки, отдых на курортах.
Она много общалась со своей матерью, и через некоторое время Федор с немалым изумлением начал узнавать в жене ненавистные тещины черты.
Куда-то исчезла яркая природная красота Елены – возможно, годы потихоньку давали себя знать. Хотя Елена не давала себе спуску, занималась своей внешностью методично и целеустремленно. Кожа была гладкой, ни одной морщинки не появилось ни на лице, ни на теле, но Федор никак не мог отделаться от мысли, что все это какое-то неживое, ненастоящее. «Сплошной визаж», – думал он, – употребляя слово «визаж» как ругательное.
Исчез приятный звучный Ленин голос – в нем появились скрипучие раздраженные нотки, исчезли неторопливые движения, плавная походка – их заменило нервное семенящее подпрыгивание, как у тещи. Будучи недовольной, Елена теперь так же, как мать, неприязненно поджимала узкие губы. Федор только диву давался – куда делись правильные, красивые черты отца? Как будто с его смертью все испарилось и теща полностью завладела дочерью.
Надо сказать, такие мысли приходили в голову Никодимову достаточно редко – по причине занятости.
Жена тоже была занята – вечно куда-то торопилась, созванивалась с кем-то по телефону, иногда отсутствовала вечерами. В доме стала часто появляться теща – Елена как будто нарочно звала ее, чтобы не оставаться с мужем наедине. Они давно уже не разговаривали просто так, он не рассказывал ей о своих делах, они не обсуждали ни кинофильмов, ни прочитанных книг, не делились новостями о жизни приятелей и знакомых. Теперь беседы их сводились к требованию денег с ее стороны и к его безуспешным увещеваниям по этому поводу.
Федор наконец понял, что жена его ленива и избалованна, она и не скрывала от него этих качеств. В доме бесконечно менялась прислуга, потому что Елена не давала себе труда присматривать за ней и с удовольствием препоручила это теще. Та же умела только распекать и воспитывать, но никак не заставить работать.
Теща постепенно совершенно распоясалась и стала делать замечания Федору, выражая свое мнение без обиняков и экивоков. Она считала, что зять уделяет ее дочери слишком мало внимания и недостаточно зарабатывает, чтобы создать Лене приемлемый уровень жизни.
Конечно, они жили вполне обеспеченно, но бриллианты, которые дарил дочке муж, были, по понятиям тещи, и Елены тоже, мелковаты, и шубы жена меняла недостаточно часто.
С тещей Федор раз и навсегда решил не обсуждать свою жизнь, а Елене пытался объяснить, что настоящее богатство впереди, нужно только немного подождать. Бизнес требует полной отдачи, и если она хочет, чтобы он серьезно разбогател, должна смириться с его постоянным отсутствием.
Елена ждать не хотела, она считала, что жизнь слишком коротка, и желала получить все и немедленно. Федор подозревал, что теща приложила к этому свою сухую руку с синими прожилками вен и малиновым маникюром на узловатых пальцах. С возрастом у нее обнаружился артрит, и никакие Карловы Вары ей не помогали, Федор считал, что целебная вода не может вымыть запасы яда, которые за долгую жизнь скопились в душе этой женщины.
Он знал, что в его семейной жизни не все идет гладко, однако то, что случилось, явилось для него полнейшей неожиданностью.
– Дорогой, – сказала Елена как-то вечером, когда Федор, полуживой от усталости, притащился с работы и упал в кресло в гостиной в ожидании ужина.
Елена завела такую манеру – перед ужином сидеть в гостиной и пить коктейли, пока прислуга не позовет к столу. Федор не желал пить коктейли. Он хотел есть – тарелку наваристого борща и хлеб с маслом, а потом чтобы дали кость с мясом, он смазал бы ее обильно горчицей и вгрызся в нее зубами. И на второе чтобы был большой кусок мяса или полцыпленка. Можно еще котлеты. Так нет же, к ужину подавалось, по выражению Елены, «что-нибудь легкое», чтобы не перегружать желудок и печень.
Федор понятия не имел, что у него есть печень, что же касается желудка, то по вечерам после сумасшедшего рабочего дня он требовал еды – простой, калорийной, горячей и побольше. И кисло-сладкое пойло, называемое коктейлем, он тоже терпеть не мог, с удовольствием выпил бы под борщ рюмку водки, но Елена и слышать об этом не желала. Максимум, чего ему удавалось добиться, – это виски со льдом, до неприличия разведенное содовой. Тьфу!