Белые ночи с Херувимом | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

За окнами был серый осенний вечер, как будто и не сентябрь вовсе на дворе, а ноябрь. В палате было полутемно, но больному это не мешало. Он думал. Точнее, не думал, а старался вспомнить. Он предавался этому занятию уже несколько дней, с тех пор как очнулся от забытья.

Он вспомнил свое имя – Алексей. Его зовут Алексей, он видел это имя на экране компьютера. Судя по тому, как четко ему представлялась эта картина, он привык проводить за компьютером много времени. И еще одно имя он вспомнил – Ольга. Его жена, его любимая женщина. Они жили вместе долго – ему казалось, что всегда, он не представлял для себя жизни без нее. Были ли они счастливы? Кажется, да, он во всяком случае. Но воспоминания обрывались, он только смутно ощущал, что в последнее время на их отношения набежало темное облако. Что это было? Ревность? Ольга ему изменяла? Они ссорились из-за денег? Или из-за ее работы? Чем она занималась? Как они жили? Были ли у них дети?

Он беспрестанно задавал себе эти вопросы и не находил ответа. Он так уставал от попыток вспомнить, как будто грузил вагоны.

Вдруг всплыло воспоминание: он с группой приятелей на железнодорожных путях, хмурый человек откатывает двери товарного вагона, который заполнен яркими полосатыми арбузами. Они перекидывают эти арбузы, а самый большой с размаху бросают на пол и едят потом алую мякоть.

Он даже вздрогнул, потому что ощутил во рту холодный сладкий вкус того арбуза. Когда это было? Давно, лет двадцать назад, еще в студенческие годы. Потому что сейчас ему сорок. Да, ему сорок лет, он, очевидно, работал программистом, вот только где…

Открылась дверь, и в палату заглянул доктор Вадим Вадимович. Он сегодня дежурил.

– Что это вы сумерничаете? – Он щелкнул выключателем, и палату залил неяркий свет.

Геша Григорьев зарычал во сне, как детский плюшевый медведь, и перевернулся на другой бок.

– Ну, что скажете? – Доктор подошел к кровати у окна. – Жалобы есть?

– Нету, – больной помотал головой.

Доктор помог ему сесть, подложил подушку.

– Ну как, вспомнили еще что-нибудь о себе?

– Оля… – прошептал больной, – моя жена… Она, наверное, ищет меня, волнуется…

Доктор отвернулся в сомнении – в конце концов не так много в городе больниц, за два месяца можно все обыскать. Если этот больной жил в нашем городе, то близкие вполне могли бы его найти за это время… Что-то тут не то…

– Это хорошо… – протянул он. – Но вы можете вспомнить что-то конкретное? Как фамилия жены, ее телефон, свой адрес… лучше бы свою фамилию… возраст…

– Мне сорок лет, – сказал больной, – как раз недавно отмечали… в ресторане… зимой, Ольга в длинном лиловом платье… Я учился в Политехническом, потом работал с компьютерами… Алексей… Меня зовут Алексей Малинин!

– Дорогой вы мой человек! – расцвел доктор. – Какой же вы молодец! Сейчас отдыхайте, а завтра, может быть, вспомните и свой домашний адрес. А я пока сообщу в справочную ваши данные, возможно, вас ищут…


Дядя Вася сказал, что с Бонни он договорится. Однако из этих переговоров ничего не вышло.

Утром дядя Вася обещал ему салат из морепродуктов, внеочередную прогулку, поездку за город в ближайшие выходные, но Бонни и слушать его не хотел и, стоило нам подойти к дверям, устроил такой концерт по заявкам, что тут же позвонили соседи сверху. Как я уже говорила, он очень не любит оставаться дома один. В конце концов пришлось взять его с собой, и лучше не спрашивайте, как мы утрамбовали этого бегемота в «Жигули».

Дяди-Васина машина, которой, на мой взгляд, давно пора на свалку, нас на этот раз не подвела – через сорок минут мы уже подъезжали к старинной Пулковской обсерватории.

Оставив машину на стоянке, мы вошли в ворота. Нас тут же окликнул пожилой охранник:

– Вы на экскурсию? Ваши собираются на площадке перед главным зданием. Но только с собаками в обсерваторию не пускают.

– Нет, мы не на экскурсию, – отозвался дядя Вася. – Мы хотели взглянуть на новую церковь, которую открыли этим летом.

– А, ну тогда идите вот по этой дорожке к кладбищу, там увидите…

Мы миновали величественное, в стиле ампир, здание обсерватории, прошли направо по обсаженной голубыми елями дорожке и вскоре увидели старинное кладбище. Чуть в стороне от него возвышалась новая деревянная церковь.

– Ну, вот эта церковь, – проговорила я, остановившись перед резным крыльцом. – И что, интересно, понадобилось здесь Татьяне Капустиной? Вряд ли на открытие этого храма прибыл сам Мераб Мерабович Габраилов – а ведь ее интересовал именно он!

– И самое главное – Татьяну и ее мужа убили той же ночью, после посещения этой церкви. Значит, она здесь увидела что-то очень важное и опасное…

– Да что здесь можно увидеть? – Я пожала плечами. – Вы ведь сами сказали – место глухое, уединенное… Бонни, ты куда? Сейчас же вернись! Вернись, кому говорят!

Мой пес, который до этой минуты вел себя вполне прилично, вдруг ринулся в кусты, окружавшие церковь. Я бросилась за ним – кто его знает, что или кого он там заметил? Все же такую большую собаку нельзя оставлять без присмотра!

Прорвавшись через кусты, я оказалась на краю высокого холма.

Я знала, что Пулковская обсерватория расположена на возвышенности, но теперь убедилась в этом собственными глазами. Весь город лежал у моих ног. Бонни стоял рядом со мной и с интересом оглядывал раскинувшуюся внизу панораму.

Я отвела взгляд от городских кварталов. Внизу, значительно ближе, были постройки Пулковского аэропорта…

– Дядя Вася! – крикнула я через плечо. – Идите сюда!

Я поняла, зачем приезжала в обсерваторию Татьяна Капустина.

Наверняка она в тот день стояла здесь, на том же самом месте, где теперь стоим мы с Бонни. Потому что отсюда открывается прекрасный вид на летное поле аэродрома Пулково. Точнее, на одну из его взлетно-посадочных полос, отделенную от остального поля широким пространством распаханной земли.

– Ну, что тут у вас? – проворчал дядя Вася, продравшись через кусты и остановившись рядом с Бонни. – Ух ты, какой вид!

– Вид, конечно, неплохой, – согласилась я, – но я вас вообще-то не из-за него звала.

– А из-за чего?

– Кажется, я поняла, зачем приезжала сюда Татьяна Капустина. Видите эту взлетную полосу?

– Ну да, – кивнул дядя Вася, – это вроде как край аэропорта.

– Подозреваю, что это не простой край, – проговорила я. – У вас ведь есть бинокль?

– Есть, – вздохнул дядя Вася, – только я его в машине оставил. Неужели придется возвращаться? Бонни, может, ты сбегаешь?

Бонни сделал вид, что ничего не слышит, и возвращаться за биноклем пришлось мне. Мы с дядей Васей по очереди осмотрели ближнюю к нам часть аэропорта и поняли: часть это непростая.