Рука швейцара уже потянулась к кнопке, когда трубку наконец подняли.
— Алло! — поспешно сказала она.
Рука опустилась.
— Могу я узнать причину такой возмутительной настойчивости? — послышался бесцветный, почти замогильный голос.
— Алоизий? — удивленно воскликнула женщина.
Ответа не последовало.
— Это я, Виола. Виола Маскелене.
Снова долгая пауза.
— Как вы здесь оказались?
— Я приехала прямо из Рима, чтобы поговорить с вами. Это вопрос жизни и смерти. Прошу вас.
Ответа не было.
— Алоизий, я обращаюсь к вам в память о… о том, что раньше было между нами. Пожалуйста.
Тихий, неторопливый вздох.
— Что ж, в таком случае заходите.
Лифт, прошипев, остановился на небольшой площадке, застланной бордовым ковром, со стенами из темного полированного дерева. Единственная дверь была приоткрыта. Леди Маскелене зашла в квартиру и замерла в изумлении. В прихожей стоял Пендергаст, облаченный в шелковый халат с персидским орнаментом. У него было изможденное лицо, волосы слиплись. Не позаботившись закрыть дверь, он молча развернулся и направился к ближайшему кожаному дивану. Его походка, прежде порывистая и энергичная, сделалась вялой, как будто он двигался под водой.
Леди Маскелене захлопнула дверь и последовала за ним в розовую гостиную, украшенную крохотными, скрюченными деревцами бонсай. На трех стенах висели полотна импрессионистов. Четвертую занимал водопад, стекающий по плите из черного мрамора. Пендергаст опустился на диван, Виола пристроилась рядом.
— Алоизий, — сказала она, стиснув его ладонь обеими руками. — Когда я увидела вас, у меня чуть сердце не разорвалось. Как ужасно все вышло. Мне очень жаль.
Он посмотрел скорее сквозь нее, чем на нее.
— Я даже представить не могу, что вы сейчас чувствуете. — Виола снова сжала его руку. — Но вы не должны казнить себя. Вы сделали все, что могли, я уверена. Однако предотвратить беду было выше человеческих сил. — Она выдержала паузу. — Я бы очень хотела что-нибудь сделать для вас, чем-то помочь.
Пендергаст мягко высвободил руку, прикрыл глаза и сцепил пальцы на затылке. Казалось, ему стоило больших усилий сосредоточиться, не выпасть из реальности. Затем он снова открыл глаза и посмотрел на Виолу:
— Вы что-то сказали про угрозу жизни. Чьей?
— Вашей, — ответила она.
Поначалу он словно бы не понял смысла сказанного. Потом произнес: «А-а». Немного помолчал. И лишь после этого заговорил снова:
— Может быть, вы объясните, откуда получили такую информацию?
— Со мной связалась Лора Хейворд. Она рассказала, что случилось. И что происходит сейчас. Я бросила все и прилетела из Рима на ближайшем самолете.
Трудно было выдержать этот пустой, ничего не выражающий взгляд, проходящий сквозь нее. Этот человек так разительно отличался от того утонченного, элегантного, собранного Пендергаста, с которым Виола познакомилась на своей вилле на Карпайе и под чьи чары тогда подпала, что смотреть на него теперь было мучительно больно. В ее сердце разрастался гнев на тех, кто довел его до подобного состояния.
Поборов сомнения, она обняла его за плечи. Пендергаст замер, но не отстранился.
— Алоизий, — прошептала она, — позвольте помочь вам.
Он не ответил, и тогда Виола продолжила:
— Послушайте меня. Понятно, что вы скорбите. Неудивительно, что вы скорбите. Но то, что вы заживо похоронили себя здесь, отказываясь с кем-либо говорить, кого-либо видеть… это ничем не поможет. — Она крепче обняла его. — Вы должны справиться со своей болью — ради Хелен. Ради меня. Я понимаю, что потребуется много времени. Именно поэтому я здесь. Чтобы помочь вам справиться. Вместе мы сумеем…
— Нет, — прошептал он.
Удивленная, она ждала продолжения.
— Не нужно ни с чем справляться, — сказал он.
— О чем вы? — спросила она. — Разумеется, нужно. Я понимаю, что сейчас все кажется бессмысленным. Но пройдет время, и вы увидите…
Пендергаст вздохнул с легким намеком на раздражение. Значит, чувства начали возвращаться к нему.
— Полагаю, следует вам кое-что объяснить. Не угодно ли пройти со мной?
Леди Маскелене посмотрела на него с надеждой и даже с облегчением. В это мгновение он был похож на прежнего Пендергаста, исполненного силы и уверенности.
Он поднялся с дивана, подошел к едва заметной двери в одной из розовых стен, открыл ее и зашагал по длинному темному коридору. Остановился возле другой двери, слегка приоткрытой. Распахнул ее и вошел.
Виола последовала за ним, с любопытством оглядываясь по сторонам. Ей, конечно, уже приходилось бывать в квартире Пендергаста в «Дакоте», но не в этой комнате. Это было словно откровение. Паркетный лакированный пол, изящные, под старину, обои, голубой потолок, создающий иллюзию далекого неба, как на фресках Андреа Мантеньи [33] . В единственном застекленном шкафу хранились странные предметы: черный кусок застывшей лавы, экзотическая лилия в футляре из прозрачного пластика, грубо обломанный сталактит, какая-то деталь инвалидной коляски, несколько сплющенных пуль, набор старинных хирургических инструментов и многое другое. Необычная, несколько даже эксцентричная коллекция, принцип подбора которой мог объяснить только сам Пендергаст.
Вероятно, здесь был его рабочий кабинет.
Но особенно Виолу поразил стол эпохи Людовика XV, занимающий всю середину комнаты. Палисандровый, с позолоченной окантовкой и удивительно сложной инкрустацией. На нем почти ничего не было, за исключением маленькой стеклянной колбы с резиновой пробкой, медицинского шприца и серебряного блюдца с небольшой горкой белого порошка.
Пендергаст сел за стол. У дальней стены стояло старинное резное кресло. Виола пододвинула его к столу и тоже присела.
Они помолчали, затем Пендергаст плавно повел рукой в сторону предметов на столе.
— Что это такое, Алоизий? — спросила Виола с внезапной тревогой.
— Фенилхолин параметилбензол, — ответил он, снова указав на белый порошок. — Первым его синтезировал мой прапрадед в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году. Одно из многих открытых им лекарственных средств. После нескольких частных… э-э… испытаний этот препарат превратился в нашу семейную тайну. Есть основания полагать, что принимающий его впадает в полную эйфорию, забывая обо всех тревогах и горестях, при этом чрезвычайно усиливаются его интеллектуальные способности. Минут на двадцать-тридцать, а затем препарат вызывает почечную недостаточность, весьма болезненную и ведущую к скорой неизбежной смерти. Я хочу проверить на себе начальную стадию его действия, на что, по понятным причинам, никто до сих пор не отваживался.