А сзади — рычание, а как вы хотели. Они рычат моторами, изумляя посетителей «Луны», и один бьется боком о каменный бордюр дерева — отлично! Дальше что? Они думают, что на этой прямой как стрела узкой улице мне некуда деться?
А это вы, ребята, кое-чего не знаете.
Дистанция сто пятьдесят метров — вот мой выигрыш. Поворот, с визгом и вихлянием, в улочку, куда они не протиснутся. Тридцать метров, тормоз, резко влево.
В единственный в этих местах бокс для ремонта. Выскакиваю, не глуша мотор, повисаю на шторке — еще надо ведь знать, что она захлопывается мгновенно и с грохотом. И перед вами — если вы снаружи — одинаковые фасады домиков, некоторые с такими же шторками.
Тут вообще вся деревня такая — древние дома лепятся рядочком, подпирают друг друга, везде закрытые жалюзи современного сероватого пластика, есть ощущение, что народу осталось немного.
А если бы тут было закрыто? Раз в жизни? Ну, что-нибудь еще бы придумал.
Я в норке. Сверху звучат шаги Фабио. С улицы — приятнейшие звуки: тормоза, хлопанье дверей… Но с улицы же, а не в этом переулке. А пеший обыск всех домов — на это вы готовы? Сейчас кто-то выйдет посмотреть, из «Голубой луны» подъедут или подойдут… это вам не нестись на бешеной скорости по пустой дороге, где и номер-то ваш никто не успеет запомнить. Тут вас будет всем видно.
Дорогая Алина, думаю я, садясь устало на лавку мастерской, а помнишь, как мы катались на белой «Нексии» по заваленной снегом ночной улице? Зигзагом, скользя, разворачиваясь на месте? И я говорил тебе, что спецподготовка тут ни при чем, просто я одну зиму, по бедности, проездил на летних колесах и многому научился?
Дорогая Алина, извини, я врал. Если бы я тогда рассказал еще больше про всю свою прежнюю жизнь, то это уже было бы приглашением к какой-то неумеренной жалости. Ну, я думал, что успею, еще расскажу. Не успел. Тебя нет.
А гул африканских барабанов потихоньку уходит из головы, а с ним затихают строки:
Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный пурпур королевских мантий,
Я проиграл тебя, как Дамаянти
Когда-то проиграл безумный Наль…
Что ж, они и совсем замолчали, эти барабаны. А вот и Фабио, с толстым животом и шапкой кольчатых седоватых волос, что-то жующий.
— Вы поцарапали машину, синьор Серджио! — радуется он. — Так я это очень быстро сделаю. Кругом ездят плохие люди, не увернешься от них, творят что хотят.
Потом бросает взгляд на левую руку:
— Часы остановились… Ну, неважно.
Стараюсь не смеяться: да он еще, если кто-то будет спрашивать, время моего появления в боксе назовет не то, что было, а на час раньше. На всякий случай.
Фабио смотрит на меня и зовет к себе, выпить вина, «обязательно надо». И немножко закусить. Потом внимательно оглядывает улицу из окна — и выдает подменную машину. То есть мотоцикл. Даже скутер. Свой собственный, еле ползающий, но вполне вменяемый.
И я торжественно еду на нем вверх по улице в позе «собака на заборе», оставляю слева дерево, справа «Эль Бриганте»… а он небось тут жил, в этой деревне, этот самый эль бриганте, с его бородой до глаз, все про него знали всё что можно, но полиция его не трогала.
Тут выясняется, что в скутере почти нет бензина, так что я все-таки добираюсь до той самой бензоколонки; несмотря на закуску у Фабио, сжираю там придорожную скъячатту — бутерброд с моцареллой из буйволиного молока, — вкусно.
Огромная волнистая равнина, калейдоскоп цветных квадратов: пшенично-желтых, терракотовых, почти зеленых. Деревни как разбросанные крошки. Вечерние облака, волокущие свои тени по земле.
А на горизонте земля вновь вздымается: застывшая века назад лава — хребет Неброди, на его гребне шеренга громадных, но крошечных отсюда инопланетных ветряков, песчаные склоны, городки — один, второй, третий…
Со своей черной башни я вижу паутину дорог, и если по одной из них поползут две темные точки — у меня будет достаточно времени спрятаться, а если назгул оседлает свой вертолет и поднимется в облака, я замечу и его.
Мне отсюда не видно, как орки собираются серыми полотнами, поблескивающими кончиками копий, в мрачных расщелинах слева от вулкана. Но я знаю, что справа, за зыбким закатным рядом холмов, ночью возникнет бледное сияние. Огни Таормины у моря.
А сам вулкан…
Вы видите его целиком с севера, если идете под парусами по морю: чудовищную сизо-серую гору, одиноко вырастающую из волн. И дальше, приблизившись, вы понимаете, что весь этот остров — потоки лавы, бежавшей когда-то в лазурную воду среди столбов пара.
Вы видите вулкан с запада, если стоите на изящно изогнутой балюстраде там, где Таормина кончается обрывом. Балюстрада для того и сделана — чтобы толпа, источающая ароматы духов (и чеснока), смотрела на этот кажущийся безопасно далеким конус и романтически вздыхала.
Но я сижу на своей черной башне на самом склоне вулкана, и отсюда Этна в общем-то не видна. Три синеватых каменных зуба на фоне неба. И только.
Мой скутер стоит, прислоненный к подножию башни, там, где наверх ведут опасно узкие полуразрушенные ступени. Как насчет того, чтобы вернуться в графскую библиотеку, извлечь искореженные мотоциклетные номера из-за старых книг, подняться по склону Этны, она же Ородруин, к расщелине судьбы и швырнуть туда эти два куска металла, которые для кого-то очень важны?
Нет, сначала — подумать. Потому я здесь.
* * *
Я очень редко бываю в этом странном месте один. А вот с гостями хозяйства мы оказываемся тут непременно. Уж очень эффектное сооружение: черная башня, выложенная из вулканического камня. Высотой метра четыре, стоит на холмике среди виноградников.
Мы обычно просим наших «винных туристов» догадаться, зачем ее сложили практически в чистом поле. Правильный ответ: в стародавние времена на башне сидел надсмотрщик и следил за ходом работ по сбору урожая. Времена тогда были суровые. Сейчас надсмотрщики ведут себя менее зловеще. Хотя делают ровно то же самое.
А еще вокруг нас, среди полей и холмов, торчат на немалых расстояниях друг от друга полуразвалины. Похожи на рыцарские замки, но в версии «мини», примерно двухэтажные. А это на самом деле старые, века этак восемнадцатого, винодельни — палменто. Сюда окрестные крестьяне свозили урожай винограда… в общем, это что-то вроде мельницы, у которой есть хозяин, и живет он тем, что размалывает не столько свою муку, сколько муку тех, кто обитает поблизости.
Туристы эти странные сооружения обожают. Огромные посеревшие бревна (их двигали великаны? вообще-то волы или ослики), ржавое железо, а вот каменный чан, где виноград вполне реально давили ногами. Ну, а сейчас всё это былое великолепие давно заросло вьюнком.
* * *
Итак, за мной охотятся. Что в целом объяснимо.