– Разберемся! – процедила тетка и исчезла из санузла, сохранив лицо.
Едва она ушла, Василий Макарович перекрыл вентиль и запер санузел изнутри.
Уже при первом осмотре помещения он заметил в дальнем углу, за трубой, большое квадратное отверстие вентиляционного канала, забранное пластмассовой решеткой.
Отвинтив эту решетку, он протиснулся внутрь.
Вентиляционная шахта, в которую он попал, была достаточно широкой, чтобы в ней мог ползти человек, даже такой немолодой и плотный, как дядя Вася. Он кое-как изнутри приладил решетку на прежнее место и пополз по темной и пыльной трубе.
Уже через несколько минут он подумал, что погорячился: ползти по трубе было тяжело, колени и локти заболели, в носу невыносимо чесалось от пыли.
– Нет, все же мне это уже не по возрасту, – проворчал он вполголоса и остановился, чтобы перевести дыхание и почесать нос.
И тут же откуда-то спереди донеслись приглушенные голоса.
Слов пока не было слышно, но можно было разобрать интонацию – требовательную, угрожающую.
Василий Макарович прополз еще немного вперед, стараясь не шуметь. Труба сделала поворот, голоса стали слышнее, и сквозь очередную решетку пробились полосы света.
– Лучше выкладывай все, что знаешь! – произнес угрожающий голос, и за ним последовал глухой звук удара.
– Не бейте меня! – вскрикнул другой голос, женский. – Говорю же вам – ничего я не знаю про то, что вы спрашиваете… я ему только по хозяйству помогала, постирать, погладить, сготовить… еще по магазинам ходила…
Снова раздался звук удара и приглушенный крик боли.
Василий Макарович прополз еще несколько шагов и прижался лицом к пластмассовой решетке.
За этой решеткой была небольшая комната без окон. Из мебели здесь имелся только самый простой письменный стол и несколько стульев. На одном из стульев сидела та самая женщина, которую Арсен привез с Московского вокзала. Только теперь ее волосы были растрепаны, платье на плече разорвано, а на скуле красовался синяк.
Рядом с жертвой похищения стоял Арсен, а за письменным столом сидел мрачный мужчина лет сорока с седыми висками.
– Ну, что с ней делать? – проговорил Арсен тоскливо. – Может, она и правда ничего не знает?
– Знает, знает! – уверенно ответил старший. – И скажет нам все, что знает! Правда ведь, скажет? – Он насмешливо взглянул на женщину.
– Да если бы я знала… – всхлипнула та. – Неужели бы не сказала вам? Ровным счетом ничего…
– Лучше не зли нас! – выкрикнул Арсен и снова ударил ее по лицу. Женщина даже не вскрикнула, только голова ее бессильно откачнулась в сторону.
– Арсен, Арсен! – пожурил его человек с седыми висками. – Разве это хорошо – бить женщин? Нехорошо! Настоящий джигит никогда не поднимет руку на женщину! Или ты не настоящий джигит?
– Так что же с ней делать, если она молчит?
– А сейчас мы ее в морозилку засунем, как свиную отбивную! Тогда она у нас живо заговорит! Она же готовила для нашего знакомого, значит, знает, как замораживать продукты…
– Я ничего не знаю! – вскрикнула женщина, и глаза ее расширились от страха.
Седовласый поднялся из-за стола, подошел к женщине и склонился над ней.
– Не знаешь, да? – процедил он вполголоса. – А я думаю, что знаешь! Потому что к нему, кроме тебя, никто не ходил. И та вещь, которую мы ищем, пропала. Значит… что это значит, Арсен? – И он повернулся к своему подручному.
– Значит, это у нее! – выпалил тот.
– К нему еще парикмахерша ходила… – прохныкала женщина.
– Знаем, – кивнул седовласый. – И с этой парикмахершей мы тоже работаем. Не волнуйся, дорогая, – мы свое найдем! А пока нам нужно, чтобы ты рассказала все, что знаешь…
– Я и так уже все рассказала… – всхлипнула женщина. – Отпустите меня… мне домой нужно, цветы полить…
– Цветы? – переспросил седовласый и негромко засмеялся. – Кажется, ты не понимаешь… тебе сейчас не о цветах, тебе сейчас о себе думать нужно!
– Я… я ничего не знаю…
– Ну, ладно! – Седовласый потянулся, хрустнув суставами. – Думаю, тебе нужно дать время на размышление. Ты после дороги слишком разгорячилась, тебе нужно остыть…
Он переглянулся с Арсеном. Тот усмехнулся, рывком поднял женщину со стула, подтащил ее к боковой стене комнаты.
Эта стена плохо просматривалась через вентиляционную решетку, но когда Арсен потянул на себя металлическую ручку, дядя Вася понял, что там находится огромная морозильная камера.
Комната мгновенно наполнилась морозным паром, и даже у себя в укрытии Василий Макарович почувствовал холод.
Женщина кричала и упиралась, но Арсен втолкнул ее в морозильник и захлопнул дверцу.
Затем он переглянулся со своим шефом.
– Пойдем выпьем кофе! – проговорил тот спокойно. – Минут двадцать у нас есть, может, она одумается…
– А она совсем не замерзнет? – засомневался Арсен.
– Если и замерзнет – черт с ней. Может, она и вправду ничего не знает. Может, все у парикмахерши…
– Почему же мы не разрабатываем парикмахершу? Зачем мы взяли эту тетку, если она ни при чем?
– Кто тебе сказал, что мы не работаем с парикмахершей? – раздраженно проговорил седовласый. – Мы с ней работаем, только осторожно. Потому что за ней явно кто-то стоит.
– Почему ты так думаешь?
– А отчего она все еще держится? – зло бросил седой. – Уж как на нее давили, обыкновенная баба давно бы уж с катушек сошла! И вообще, ты задаешь слишком много вопросов!
Он немного помолчал и добавил, стараясь сгладить впечатление от своих последних слов:
– Ладно, пойдем пить кофе, а то здесь что-то холодно…
Оба бандита вышли, захлопнув за собой дверь.
Из морозильной камеры доносились едва слышные крики, слабые удары по двери.
Василий Макарович вытащил мобильный телефон.
– Надо звонить в милицию… – бормотал он, нажимая кнопки. – Вызывать группу захвата…
Но ничего не вышло: сигнал не проходил. Видимо, помещение было заэкранировано от сотовой связи.
– Придется обойтись без группы захвата, собственными силами… – пробормотал дядя Вася и попытался снять вентиляционную решетку.
Проблема была в том, что винты, которыми эта решетка крепилась, находились снаружи, а сам дядя Вася – внутри.
Из морозилки по-прежнему доносились крики о помощи и удары в дверь, но они становились все тише.
Мы возвращались с прогулки.
Бонни был в прекрасном настроении: ему сегодня удалось познакомиться с очень привлекательной собачкой по имени Лайма. Правда, называть ее «собачкой» получалось только условно, это была огромная собаченция породы маламут, то есть канадская ездовая лайка. Но, должна признать, даже мне она показалась удивительно красивой: густая голубовато-серая шерсть, выразительные глаза, улыбающаяся морда, словно обведенная светлой маской… Кажется, Бонни тоже произвел на нее впечатление, и когда нам пришла пора возвращаться домой, мы с хозяином Лаймы с трудом смогли их разлучить.