– Перебирайтесь на дачу! – строго приказала Аделаида.
Она уже давно все продумала и решила, что скромный домик в садоводстве ей совершенно не нужен, поскольку у ее будущего возлюбленного, которого гарантировали ей звезды, имеется собственный трехэтажный дом на морском берегу…
Николай Прохорович вздохнул, собрал свои немногочисленные пожитки (самым нужным из них оказался овчинный милицейский тулуп, купленный по большому блату в советские времена) и вместе с собакой переехал на дачу.
Марусе такое изменение в жизни очень понравилось: она гораздо лучше чувствовала себя за городом.
К этому времени Николай Прохорович уже вышел на пенсию. Пенсия у него была небольшая, и хотя потребности он имел самые скромные, но денег им с Марусей все же не хватало. К счастью, более обеспеченные соседи по садоводству, узнав, что пенсионер с собакой живет за городом круглый год, наняли его сторожем.
Маруся была от природы добродушной, но на малознакомых людей, как уже сказано, ее грозная внешность и огромные желтоватые клыки производили сильное впечатление, так что воровство и хулиганство в садоводстве значительно сократились.
Однако вскоре рядом с садоводством начала строить свой дом богатая и влиятельная женщина Анна Сергеевна Галкина. Она пригласила Николая Прохоровича с Марусей охранять свой строящийся дом и предложила им гораздо больше денег, чем соседи.
Николай Прохорович крякнул и согласился: им с Марусей непременно нужно было прикупить на зиму дров и кое-что подремонтировать в их домике.
Так что теперь они обходили строящийся дом Анны Сергеевны по нескольку раз за ночь.
Днем, когда они отсыпались, на «объекте» находились таджикские гастарбайтеры под командованием строгого бригадира Наджибуллы. На ночь хозяйка не позволяла таджикам оставаться в своем доме, для них неподалеку поставили утепленный вагончик.
– Маруська, морда кавказской национальности! – крикнул Николай Прохорович, обеими ногами упираясь в землю и пытаясь удержать собаку. – Что ты там нашла!..
Маруся, она же Марлен Дитрих, несмотря на свое артистическое имя, обладала простонародными замашками и вечно норовила сожрать какую-нибудь гадость. Пару раз у нее из-за этого случалось расстройство желудка, поэтому хозяин всячески пытался удержать собаку от таких легкомысленных поступков. Вот и сейчас она явно стремилась в кусты, потому что обнаружила там что-то съедобное. Натянув поводок, она нагнулась и подобрала с земли подозрительный кусок мяса.
– Маруська, фу! – рявкнул на нее хозяин. – Брось сейчас же эту гадость! Не хочу я с тобой к ветеринару таскаться…
Но овчарка, хитро покосившись на хозяина, уже заглотила аппетитную находку, громко чавкнула и потрусила дальше по дорожке с чувством выполненного долга.
– Бессовестная собака, – бормотал Николай Прохорович, едва поспевая за ней, – что я тебя – не кормлю, что ли? Нет, ты глаза не прячь, ты мне прямо отвечай – я тебя кормлю?
Маруся утробно рыкнула, утвердительно отвечая хозяину.
– Так что ж ты, бессовестная морда, всякую дрянь жрешь? Ведь ты не знаешь, что это такое и кто это тут бросил! И я не знаю… а может, это тухлятина какая-то или вообще отрава?!
Сам он в такие предположения не верил и говорил это больше в воспитательных целях. И Маруся, похоже, все отлично понимала. Поэтому она виновато поскуливала, давая хозяину понять, что больше так поступать не будет.
– Да, так я тебе и поверил! – проворчал Николай Прохорович.
Прошло еще десять минут, и они уже заканчивали очередной обход участка и дома, когда Маруся повела себя как-то странно.
Она начала глухо поскуливать, припадать то на одну лапу, то на другую, а потом вообще сошла с тропинки и завертелась на одном месте, будто пытаясь поймать свой хвост.
– Маруся, Марусенька! – забеспокоился Николай Прохорович. – Ты что? Что с тобой?
Маруся жалобно заскулила, ее передние лапы подогнулись, и она ткнулась в снег лобастой головой.
– Марусенька, девочка моя! – запричитал хозяин. – Да что с тобой случилось? Вот жрешь всякую гадость, а потом… – Он вспомнил о ее антисанитарном поступке, но тут же понял, что сейчас не время для воспитательных мероприятий. Подбежав к собаке, он обхватил ее голову, прижал к себе. – Что с тобой?!
Собака жалобно вздохнула, закатила глаза, попыталась встать, но передние лапы разъехались, она завалилась на бок и затихла.
– Маруся, Марусенька! – бормотал Николай Прохорович, обнимая собаку. – Да как же это…
Он был так потрясен случившимся, что не заметил, как от заснеженных кустов к нему метнулась пригнувшаяся человеческая фигура. Только услышав совсем близко скрип снега, сторож оглянулся и увидел занесенную над своей головой руку с монтировкой.
– Ты кто?! – вскрикнул Николай Прохорович. – Ты зачем?!
Больше ничего сказать или сделать он не успел, потому что рука незнакомца опустилась и тяжелая монтировка с размаху ударила сторожа по голове.
Николай Прохорович глухо охнул и упал на косматую тушу Маруси.
Незнакомец, убедившись, что сторож ему не помешает, вернулся к кустам, подхватил оставленную там канистру и подбежал к недостроенному дому. Здесь он открутил от канистры крышку и обошел всю стройку, щедро поливая свежее мерзлое дерево резко пахнущей жидкостью. Под конец он сгреб в кучу стружки, оставленные возле крыльца рабочими, и вылил на эту кучу остатки бензина.
Закончив свой обход, незнакомец, крупный сутулый мужчина средних лет с кривым шрамом на левой щеке, отошел в сторонку и закурил.
При этом он настороженно оглядывался по сторонам и прислушивался к немногочисленным звукам зимней ночи.
Со стороны садоводства долетал ленивый лай тамошних собак, да еще от вагончика, где ночевали гастарбайтеры, доносилась приглушенная расстоянием заунывная восточная музыка.
Несколько раз со вкусом затянувшись, незнакомец достал из кармана дешевую одноразовую зажигалку, выщелкнул из нее бледный язычок пламени и бросил зажигалку на кучу стружек.
Стружки вспыхнули ярко и радостно, отбросив на изуродованное лицо поджигателя живые красноватые отсветы. Секундой позднее пламя перекинулось на притолоки, на стропила, и вскоре весь дом пылал, как огромный костер.
Поджигатель отшатнулся от пышущего в лицо жара, удовлетворенно усмехнулся и припустил прочь от дома к скрытому за кустами заснеженному проселку.
Пробежав по этому проселку метров триста и миновав вагончик гастарбайтеров, поджигатель увидел свою машину, которая дожидалась его на обочине.
Отряхнув снег, он сел за руль, включил зажигание и помчался в сторону города.
– Ахмет, я тебя прошу, выключи свою волынку! – проговорил бригадир Наджибулла, подняв глаза от письма. – Аллахом клянусь, ты меня уже достал!
– Это ты меня достал! – проворчал Ахмет, приглушив, однако, свой магнитофон. – И ты, и эта работа, и эта зима… у нас в кишлаке сейчас, наверное, уже кизил цветет…